Народы и личности в истории. Том 1
Шрифт:
Подобно Парижу, Риму, Москве, Петербургу, Лондон есть также город-музей. Здесь масса знаменитых построек и мест: Лондонский мост и основная достопримечательность столицы Тауэр, ныне населенный скорее воронами (по легенде, устои Британии незыблемы, пока вороны не покинут его), Мэншн-хауз, с коллекцией английского серебра XVIII–XIX, уступающей, по мнению некоторых, только русской коллекции в Кремле, «Египетским» залом, в котором представлены скульптурные статуи на различные сюжеты английской литературы (от Чосера до Байрона), Вестминстер-холл, с именем которого связаны многие события английской истории (XI в.), Вестминстерское аббатство, где вот уже 900 лет у алтаря проходят коронации и бракосочетания членов королевской семьи, где находятся усыпальницы Генриха VII, Елизаветы Тюдор, Марии Стюарт, покоится прах Ньютона, Дарвина, Диккенса, Шеридана, Спенсера, Теннисона и находится знаменитый «уголок поэтов» – Poet`s Corner (Шекспира, Милтона, Бернса). Сюда отнесем и Лондонский парламент, что расположен во дворце Вестминстера (недавно было отмечено его 730-летие) и тому подобные «реликвии». В Великобритании в настоящее время 450 тысяч памятников, охраняемых а рамках «Английского наследия».
В ряде строений Уайтхолла проступает строгая, классическая, изысканная простота, присущая лучшим европейским сооружениям. Дом, известный как Banqueting House (1619), украшен фреской Рубенса. Создан Банкетинг-хауз
305
Добро пожаловать! Лондон. Лондон, 1998, с. 34–38.
306
Воронихина Л. Н. Лондон. М., 1969, с. 20, 140.
Лондонцы непременно скажут, что их город ни разу в истории не был захвачен или разграблен, как это случалось с Римом, Антверпеном, Парижем и Москвой. Они приведут фразу Генриха VIII о том, что истинное назначение Англии – «это империя». Другие скажут, что камнем, на котором стоит город, является вера Христова. Р. Джонсон так воспел столицу:
Пусть будет долгой жизнь твоя…Храни господь могучий Лондон,Что триумфатором быть создан,Счастливый кладезь бытия…Восторг от посещения британской столицы не раз испытали на себе писатели, художники и ученые. Вот что писал о столице Англии итальянский скульптор Канова: «Вот я и в Лондоне, мой дорогой, мой лучший друг! В этой чудесной столице прекраснейшие улицы, прекраснейшие площади, красивейшие мосты, повсюду чистота и, что более всего поражает, – заметное благосостояние народа». [307] Есть правда и в словах английского премьера Дизраэли, сказавшего, что «Лондон – не город. Это нация».
307
Мастера искусства об искусстве. Т. 4. М., 1967, с. 487.
Фасад Британского музея.
Лепту в прогресс культуры в Англии внесли не только мыслители, писатели, школы, университеты, не только книги, парламенты, но и Британский музей. Возможно, это – лучшее творение английского гения и государства, говоря словами теоретика культуры Я. Буркхардта, музей является выдающимся «произведением искусства». Хотя иные называют музеи «выставочными залами реликтов цивилизации», без них невозможна эволюция культуры. Британский музей – историческая и культурная жемчужина в короне Британской империи. Как и многие иные прославленные музеи и галереи мира, он вырос из частных коллекций. Его основателем стал врач и натуралист Х. Слоун (1660–1753), преемник Исаака Ньютона на посту президента Королевского общества (Академии наук). Будучи медиком и биологом, он имел обширную медицинскую практику в Лондоне. Его страстью стало коллекционирование. Получив в наследство от друга (У. Куртена) ценное собрание растений и минералов вместе с книгами, гравюрами и медалями, он на протяжении всей жизни неустанно дополнял оное. Коллекция разрослась, насчитывая к концу его жизни более 200 тысяч экспонатов (в их числе 40 тысяч книг и свыше 4 тысяч рукописей). Свои сокровища Слоун завещал государству. Так положено начало рождению музея.
Парламент принял специальный акт (1753), согласно которому это богатство объединено с давними коллекциями антиквара и библиофила Р. Коттона (1571–1631), друга Ф. Бэкона, Б. Джонсона и Р. Харли (1661–1724), лорда Оксфордского, имевшего богатейшую библиотеку. Вскоре дворянский особняк Монтегю-хаус, получивший наименование «Британский музей», принял первых посетителей (1759). Затем Георг II подарил музею свою Старую королевскую библиотеку, собираемую на протяжении двух веков английскими монархами. В 1823 г. Георг III отдает в Британский музей свою изумительную библиотеку (84 тысячи томов). Уже в 20-е годы XIX в. выяснилось, что «новое вино не вмещается в старой бутылке». Тогда-то и будет построено новое здание (1823–1847), фронтон которого украшен мраморными фигурами скульптора Р. Уэстмакотта, ученика Кановы. Внутри музея возведен круглый Читальный зал, купол которого уступал только величайшему в мире куполу древнеримского Пантеона. Это – словно «porta antiqua» (лат. «врата античности»), распахнутые в будущее. Коллекция музея пополняется. Благодаря замечательным открытиям О. Лэйярда и О. Рассама (в Ниневии) музей получил лучшую в мире коллекцию ассирийской скульптуры. Перечислять его богатства можно бесконечно. Среди постоянных читателей библиотеки Британского музея – философ Юм, историки Гиббон, Карлейль и Маколей, писатели Вальтер Скотт, Диккенс, Теккерей и Шоу, который завещал библиотеке треть своего огромного состояния. В. И. Ленин, регулярно работавший тут, говорил, что в Европе нет лучшего места для работы, нежели библиотека
308
Ривкин Б. Британский музей. М., 1980, с. 3–10.
Лондон – прекрасен. Хотя есть в нем и некая мрачность и тяжеловесность. Ощущается, что одно время бритты были придавлены «римским сапогом». Их «имперский стиль» порой кажется замешанным на густом лондонском тумане и кровосмешениях. Мрачна и кровава ранняя английская история. Это делает нынешнюю столицу Британии иногда похожей то на покрытого пылью вояку-центуриона, то, в особо мрачные дни – на Джека Потрошителя. Многое зависит от того, с кем и с чем столкнетесь в «Вавилоне цивилизации». Если повезет и окажетесь на светлой стороне имперской столицы, Лондон представится земным раем. Если – нет, не исключено, что мнение ваше ничем не будет отличаться от мнения одной из героинь романа Т. Смоллета «Приключения Перигрина Пикля», которая с горечью признавала: «Лондон, по ее словам, был приютом беззакония, где честный доверчивый человек ежедневно рисковал пасть жертвой мошенничества; где невинность подвергалась постоянным соблазнам, а злоба и клевета вечно преследовали добродетель; где всем правили каприз и порок, а достоинства встречали полное пренебрежение и презрение». [309]
309
Смоллет Т. Приключения Перигрина Пикля. М., 1955, с. 19.
У Великобритании немало достоинств… Англия давала уроки политической свободы сначала Франции, а уже потом через посредство Франции – остальной Европе. Г. Бокль пишет: «Они были свидетелями, как политические и религиозные вопросы величайшей важности разбирались со смелостью, неизвестной в какой-либо другой стране Европы. Они были свидетелями, как диссиденты и церковники, виги и тори разбирали самые опасные теории и относились к ним безгранично свободно. Они были свидетелями публичных прений по предметам, о которых во Франции никто не отважился бы спорить; они были свидетелями, как государственные тайны и тайны веры были разоблачаемы и резко выставляемы перед взорами народа. А что особенно должно было поразить французов того времени, – это то, что они не только нашли прессу, обладавшую известной степенью свободы, но увидели еще, что в самих стенах парламента производились совершенно безнаказанно нападения на распоряжения короны; что избранные ею слуги постоянно подвергались порицаниям, и – что казалось страннее всего – что даже распределение ее доходов подвергалось деятельному контролю». [310] Французский писатель В. Гюго, воскликнет в 1855 г.: «Англия – великая и благородная нация, в которой пульсируют все животворные силы прогресса, она понимает, что свобода – это свет». [311] Историки Франции О. Тьерри и Ф. Гизо считали Англию «предшественницей и эталоном для Франции». Гегель в «Философии истории» отвел Британии роль чудо-генератора, мотора индустриально-торговой машины (1837): «Материальное существование Англии основано на торговле и промышленности, и англичане взяли на себя великую задачу быть миссионерами цивилизации во всем мире; свойственный им торговый дух побуждает их исследовать все моря и все земли, завязывать сношения с варварскими народами, возбуждать у них потребности, вызывать развитие промышленности и прежде всего создавать у них условия, необходимые для сношений, а именно отказ от насилий, уважение к собственности и гостеприимство». [312] В последних случаях Гегель, конечно, перегнул палку.
310
Бокль Г. Т. История цивилизации в Англии. Т. 1. С. – П. – М., 1873, с. 545–546.
311
Гюго В. Собрание сочинений в 15-и томах. Т. 15. М., 1956, с. 334.
312
Гегель Г. В. Ф. Философия истории. С. – П., 1993, с. 454.
Русские относятся к шотландцам и ирландцам с большим почтением (чувства к англичанам у нас смешанные). Владимир Мономах был женат на дочери английского короля Гарольда II, во времена Ивана Грозного и королевы Елизаветы I Тюдор наши страны обменялись посольствами, а Петр I пригласил в Россию преподавать в Навигацкую школу профессора Абердинского университета Эндрю Фарварсона, математика и астронома, автора ряда учебников. Граждане туманного Альбиона нередко служили в рядах русской армии, были архитекторами, врачами и т. д. Шотландец Александр Лесли был послан царем на Запад с целью подбора в армию России знающих и умелых офицеров, а «бессмертный» Несбит Уиллоуби стал моряком-волонтером в рядах русской армии 1812 года. В Шотландию лежал путь и многих деятелей науки и российского просвещения. «Отец русской юриспруденции» С. Е. Десницкий (1740–1789), видный социолог и экономист, профессор Московского университета учился в университете в Глазго. Там же он, вместе со своим коллегой, И. А. Третьяковым, слушал лекции Адама Смита и других ученых. Он поддерживал дружеские отношения с изобретателем паровой машины Дж. Уаттом (и даже предлагал пригласить его в Россию). Сотрудничество наших культур и наук было довольно плодотворным. Десницкий перевел труды английского законоведа У. Блэкстона и специалиста по сельскому хозяйству Т. Боудена. [313]
313
Краснобаев Б. И. Русская культура второй половины XVII—начала XIX в. М., 1983, с. 180.
Британия XVIII–XIX вв. представляет собой величественное зрелище, не менее внушительное, чем египетские пирамиды или соборы в Кремле. Английский язык распространялся по миру. Его стараются изучить корифеи науки, литературы, политики (Бюффон, Бриссо, Гельвеций, Монтескье, Вольтер, Руссо, Мирабо, Морелли, Рейналь, Лафайет, Монгольфье, Марат). В Лондон устремляются англоманы, как если бы там была Мекка и Медина. Все увлечены светилами английской науки и литературы (Локком, Ньютоном, Бэконом, Мандевилем, Шекспиром). Адамом Смитом зачитываются как во Франции, так и в России. В моде Байрон и английский сплин. Пушкинский Евгений Онегин «читал Адама Смита и был глубокий эконом». В Москве открывается «Английский клуб», где иная провинциальная дама, на миг отвлекшись от шляпок и модисток, «толкует Сея и Бентама».