Народы и личности в истории. Том 2

Миронов Владимир Борисович

Новая этика, что мыслится как соединение высокой нравственности с исчерпывающим знанием, благоговения пред жизнью с энергичным действием, была нужна, как и новый человек, прошедший купель капиталистического греха и кровосмешения, но сумевший в итоге обрести иную философию жизни. Как же выпутаться из клубка противоречий? Хорошо, если проблему удастся решить с той же простотой, с какой Александр Македонский разрубил гордиев узел. Ну а если узел мировых противоречий завязан крепче, чем мыслится даже самым осторожным наблюдателям?

Может, выход в гуманизме? Его исповедовал А. Швейцер (1875–1965) образчик высокой немецкой культуры. Пастор, музыкант и миссионер, он впитал две культуры – французскую и немецкую. Швейцеры – плотоугодники и пуритане. Жизнь его подобна легенде… Судьба Швейцера доказывает всю неизмеримую важность домашнего воспитания

и той атмосферы, в которой растут дети. Его семья способствовала тому, чтобы зажечь в ребенке «внутренний свет». Родившись в городе Кайзерсберге (там жил знаменитый проповедник средневековья Гайлер фон Кайзерсберг), он вступил на путь религиозного служения. К этому его подвигли отец-пастор и книги. В библейских легендах и притчах он обретал нравственную опору, выстраивая шеренгу идеалов в такой очередности: «Отец, Иисус, Бах, Гёте». Родители вели себя с детьми мудро, приучив их к разумной свободе. Велика роль и учителя Э. Мюнха, которому он впоследствии посвятил книжку. Многим он обязан музыке Вагнера. Ему были присущи и некоторые «казенные» достоинства – трудолюбие, дисциплина, пунктуальность, но без них нет и настоящего человека. Швейцера назовут «героем самоотречения», хотя сам он называл себя лентяем «с бешеным нравом», который побуждал его работать столь одержимо и страстно.

Швейцер дал однажды совет юношеству – закалить «железо юношеского идеализма в сталь идеализма зрелого»: «Поэтому знание жизни, которое мы, взрослые, хотим передать молодому поколению, должно выражаться не обещанием «Действительность скоро отступит перед вашим идеализмом», а советом – «Врастайте в ваши идеалы, так чтобы жизнь никогда не смогла отнять их у вас». Пусть же «идеализм» послужит вам оружием в схватке с «материализмом» прагматического мира… Потрясающей особенностью этого человека было его сочувствие к бедам и страданиям людским…

Швейцер умел отождествлять себя со всяким живым существом. Он и сам признавался, что никогда по-настоящему не знал безмятежной юной «joie de vivre» («радости жизни»), поскольку всегда «был удручен количеством бед, которые видел вокруг себя». Его всегда глубоко волновали вопросы этики и морали. В сфере философии ему оказались наиболее близки просветители XVIII в. Он вырос с именами Канта и Гёте на устах. Величайшей философией мира он считал учение греческих и римских стоиков. Его ключевыми идеями и мыслями были: «Человек принадлежит человеку», «Человек имеет право на человека», «Все мы должны нести свою долю горя, выпавшего нашему миру» и «Спокойная совесть – изобретение дьявола». Врач-философ сумел взрастить могучее древо философии гуманизма. Жизнь Швейцера – это отважный вызов эгоизму, меркантилизму, империализму.

Швейцер едет работать врачом в Африку. Европейская культура обрела в нем одного из своих нравственных героев. Все эти александры македонские, наполеоны, сесили родсы, да и бисмарки думали о славе и богатствах, а не о судьбах тех, кто обитает на захваченных землях. «Какие блага ни дали бы мы жителям колоний, – писал Швейцер, – это будет не благодеяние, а искупительная плата за те ужасные страдания, которые мы, белые, приносили им, начиная с того дня, когда первый наш корабль проложил дорогу к этим берегам». Он стал, как пишет профессор О. Краус, силой, объединяющейнации и способствующей миру между ними, силой, постоянное и благотворное воздействие которой заключается в выполнении долга сохранения цивилизации. Нам понятно восхищенное резюме о нем писателя С. Цвейга: «Эта жизнь стоит того, чтобы стать когда-нибудь объектом героической биографии. Хотя не героической в старом, военном смысле, но в новом смысле морального героизма». [649]

649

Носик Б. Швейцер. М., 1971. С. 7, 15, 27, 34, 51, 114.

Альберт Швейцер душой, быть может, «самый русский» из всех немецких мыслителей и деятелей культуры… Поэтому, вероятно, этот мыслитель ощущал свою духовную близость к Льву Толстому, которого сам Швейцер называл «великим вдохновителем» (кстати, к Толстому обращал свой взор и крупнейший немецкий ум XX века – М. Вебер).

В своей работе «Культура и этика» (1923) Швейцер писал о кризисе западной «ущербной культуры», которую на протяжении веков превозносили многие поколения просветителей. В чем главная его посылка? Что вызывало у него особую тревогу? Дело

в том, что с середины XIX в. люди почти перестали черпать «свои идеалы культуры и гуманности в разуме, обратившись всецело к действительности и в результате оказавшись перед неизбежностью все большего сползания к состоянию, характеризующемуся отсутствием культуры и гуманности». Это очевидный и бесспорный факт, который можно констатировать на основе знакомства «со всей историей нашей культуры». В чем же дело? Почему происходит эта трагедия?

Между культурой и мировоззрением есть самые тесные связи. Культура в принципе держится «оптимистически-этическим мировоззрением». Пока оно сохраняется и упрочивается, живет и крепнет культура. С середины XIX в. данное мировоззрение, обещавшее народам столь щедрые плоды в будущем, претерпело кризис. Исчезла вера в идеи, правительства, социальные институты, науку, культуру, образование. Почему!? Ведь сделано немало. Успехи во всех областях науки, техники, промышленности очевидны. Все это так. Но какова плата за успехи? Люди-то фактически становятся рабами…

Альберт Швейцер.

Швейцер пишет: «В наиболее общем виде угроза культуре, таящаяся в материальных достижениях, состоит в том, что массы людей в результате коренного преобразования условий жизни из свободных превращаются в несвободных. Те, кто обрабатывал свою землю, становятся рабочими, обслуживающими машины на крупных предприятиях; ремесленники и люди делового мира превращаются в служащих. Все они утрачивают элементарную свободу человека, живущего в собственном доме и непосредственно связанного с кормилицей-землей. Кроме того, в новых условиях им больше не присуще живое, несокрушимое сознание ответственности людей, занимающихся самостоятельным трудом. Следовательно, условия их существования противоестественны. Теперь они ведут борьбу за существование, будучи лишены более или менее нормальных условий, когда каждый, идет ли речь о борьбе с природой или о конкуренции людей, может пробить себе дорогу благодаря своим способностям. Напротив, они считают, что необходимо объединиться и образовать таким образом силу, способную добиться лучших условий существования. В итоге складывается психология несвободных людей, в которой идеалы культуры уже не выступают в необходимой чистоте, а искажаются интересами борьбы». С каждым годом всем людям приходится вести «все более трудную борьбу за существование». [650]

650

Швейцер А. Благоговение перед жизнью. М., 1992. С. 93, 95, 237.

В ходе борьбы между отдельными слоями, группами, классами растут непонимание и враждебность, ибо условия соперничества несправедливы. У одних, знатных и богатых, – почти все мыслимые и немыслимые блага, у других, бедных, – нет почти ничего. Он говорит о том, что власть правящей элиты стала громоздкой и бесконтрольной, чрезмерно раздут чиновничий аппарат государства, финансовые круги ведут себя эгоистично и дико. Что делать в этом случае, когда неизвестно, какие еще «кризисы и катастрофы предстоит пережить современному государству»? Каким образом все же разорвать этот страшный, порочный и заколдованный круг? Швейцер решает: нужно обратиться к человечеству, «минуя народы и государства».

Итог деятельности великого гуманиста подвел биограф: «О Швейцере обычно говорят, что он отказался от судьбы процветающего европейца, блестящей карьеры ученого, педагога, музыканта и посвятил себя лечению негров никому дотоле неведомого местечка Ламбарене. Но в том-то и дело, что он не отказался. Он состоялся и как выдающийся мыслитель, деятель культуры и как рыцарь милосердия. Самое поразительное в нем – сочетание того и другого. Дилемму цивилизации и милосердной любви к человеку он снял самым продуктивным образом. Предлагаемое им решение можно резюмировать словами: цивилизацию – на службу милосердной любви». [651]

651

Гуссейнов А. А. Великие моралисты. М., 1995. С. 241–242.