Народы моря
Шрифт:
— Боги отвернулись от нас на чужой земле, — нашел оправдание посол.
— Вы были на земле союзника, а вот мы на чужой, — уточнил я и задал крамольный вопрос: — Может, дело не в богах?
— Это уже не важно, — не стал спорить Тотнофер. — Мой повелитель готов компенсировать кое-какие издержки твоих воинов и заплатить выкуп за своих воинов, попавших в плен.
После ожесточенного торга мы сошлись на том, что фараон заплатит каждому из семи тысяч моих воинов один золотой и два бронзовых кедета, командирам маленьких отрядов — три золотых и пять бронзовых, командирам больших отрядов — пять золотых и пять бронзовых и рулон тонкой льняной ткани. Мне от фараоновых щедрот пообещали по тяжелому таланту золота, серебра и бронзы, шесть слоновых бивней, двенадцать рулонов тонкой льняной ткани, жертвенные сосуды из стекла и шкуры жирафов, зебр и леопардов. Кроме того, отныне каждый год в Милаванду
Глава 103
Все больше убеждаюсь в мысли, что личность не играет в историю такую важную роль, какую ей будет принято предписывать. Есть процессы, которые позволяют этой личности проявить себя. Появился бы я в этой эпохе или нет, стал бы новым правителем Та-Кемета Рамсес или кто-то другой, все равно бы пассионарные племена, получившие название народов моря, смели бы хеттскую империю и развязали бы войну с египтянами. Воинственная нищета всегда движется в богатые страны и, в конце концов, завоевывает их. Иногда это происходит быстро, как будет получаться у монголов, иногда растягивается на полтора века, которые понадобились туркам, чтобы пережевать Византию. Нам потребовалось больше, чем монголам, но меньше, чем туркам, причем семь лет, предшествовавших отказу Та-Кемета от дани, были мирными. Люди реки платили ее, а мы не нападали на них. Если бы жители Та-Кемета вели себя мудрее, процесс мог бы растянуться на несколько десятилетий. К тому времени меня бы, наверное, уже не было здесь. В поход народы моря повел бы другой полководец и, возможно, не сумел бы победить Та-Кемет, дав ему еще несколько лет спокойной жизни. Но случилось так, как случилось. Рамсес, старший сын Сетнахта, который правил вместо дряхлого отца, решил отказаться от дани и потребовать от Газы и Ашкелона отречься от нас и стать его вассалами.
Как догадываюсь, подтолкнула его к этому победа над народами пустыни, которые два года назад опять напали на Та-Кемет. Насколько я помню, племена с территории будущей Ливии все-таки дожмут египтян, но, как и у турок, у них уйдет на это несколько десятилетий. Сражение произошло примерно в том же месте, где натиск остановила армия под командование Мернептаха. Египтяне применили такой же обходной маневр, как в предыдущий раз. Скорее всего, подсказал маневр Джет, который опять командовал корпусом Птах, обновленным на три четверти. Народы пустыни не выдержали удар в спину, побежали. В итоге фараону Рамсесу предъявили двенадцать тысяч пятьсот тридцать пять отрубленных рук, о чем были извещены правители всех соседних стран, в том числе, если ни в первую очередь, и я. Тысяча людей пустыни, в основном женщины и дети, попали в плен. Несоразмерность этих двух цифр наводила на мысль, что число погибших явно завышено. Или у убитых отрубали обе руки. Два года ушло на зализывание ран, пополнение корпусов, после чего фараон Рамсес решил, что пора разобраться с народами моря.
Обычно Та-Кемет отправлял «подарки» во второй месяц перета, то есть, в начале сентября. Пока они добирались до Милаванды, пока перегружались на мои суда и довозились до Пуплуны… Поэтому до середины ноября я не напрягался по этому поводу. Расслабился за семь мирных лет, заполненных строительством городов и мостов, прокладкой дорог, которые позаимствуют римляне и распространят по всей Западной Европе, где в Средневековье попадутся мне на глаза и станут образцом для этрусских. Заодно осушал болота и рыл ирригационные каналы, увеличивая посевные площади, потому что население постоянно росло и требовало все больше еды. В конце ноября я отправил с купеческим караваном письмо тестю с вопросами по поводу египетской дани. Этот караван на второй день встретился с идущим из Милаванды в Пуплуну и везущим мне послание от Потифара с пренеприятными известиями. В Милаванду второй караван повез призыв ко всем моим вассалом и добровольцам собраться весной возле Сидона, чтобы отправиться оттуда в поход на Та-Кемет. Тесть написал мне, что в этом городе неприлично отзываются о народах моря и лично обо мне, призывают отказаться от выплаты дани и попросить помощь у людей реки. Надеюсь, несколько недель, проведенных моей армией под стенами Сидона, образумят горожан. Это не считая ущерба, который будет нанесен окрестным деревням.
Поскольку все двенадцать городов расенов к тому времени обзавелись крепкими и высокими стенами и башнями, и никому из соседей больше не приходило в голову нападать на нас, я взял в поход две трети вооруженных сил Этрурии, в том числе колесничих с их боевыми транспортными средствами. Сражение предстояло жестокое,
Глава 104
Крепость Шарухен не изменилась в тех пор, как посещал ее в последний раз, возвращаясь вместе с египетской армией из похода. Гарнизон насчитывал пять сотен воинов, плюс крестьяне из соседних деревень. Командир был чернокожий, наверное, нубиец, с египетским именем Шеду (Бурдюк). Видимо, имел нубийское имя созвучное с этим словом, а после поступления на службу в египетскую армию, получил новое, потому что имел сходство с данным предметом. Мое предложение сдаться отклонил дерзко, понадеявшись на прибытие египетской армии, которая, по слухам, в составе четырех корпусов и под командованием самого фараона Рамсеса выдвинулась из Нижней земли в нашу сторону. Если корпуса в полном составе, то у египтян тысяч двадцать воинов.
Под моим командованием немного меньше, но почти каждый день прибывают подкрепления. Мой поход привел под стены Шарухена племена не только со всего Средиземноморья, но даже с Закавказья и Двуречья. Очень много было фригов, которым Пандорос разрешил пройти через контролируемые им земли. Фриги отправились в поход семьями, намереваясь осесть на захваченных территориях. Они знали, что после победы я раздаю воинам земли. Перемещались фриги на крытых войлоком, больших арбах, запряженных цугом двумя парами волов. Так же, с семьями, но пешком или на ослах и мулах, прибыли и представители других племен, названия которых, в виду их многочисленности, я быстро забывал. Эти тоже хотели получить землю и осесть на новом месте. Мой писарь вносил в реестр имя командира и количество воинов под его командованием, после чего отряд разделялся на колесничих, каковых были единицы, лучников и пращников, каковых было примерно треть, и копейщиков, составлявших большую часть. Из последних отбирали самых сильных и по-быстрому переобучали в пикинеров. Наконечники к пикам мы привезли с собой и кое-что изготовили в Сидоне, ожидая, когда соберется армия, и других городах, мимо которых проходили, двигаясь к Шарухену. Древки делали на месте. На территории будущего Израиля пока что много лесов и мало пустынь.
От моря крепость удалена всего километров на пятнадцать, но здесь заметно суше и жарче, чем в Ашкелоне. Сейчас середина весны, а припекает совсем по-летнему. Термометра у меня нет, точно не скажу, но в полдень явно под сорок градусов набегает. В крепости есть источник воды, потому она здесь и построена, а вот осаждавшим Шарухен приходится возить воду километров за пять, из речушки, протекающей севернее и усохшей до размеров широкого ручья. Вдоль берегов речушки расположилась большая часть армии. Каждый утро около тысячи человек уходят к Шарухену, чтобы заступить на суточный наряд вокруг него. Будут ловить тех, кто попытается сбежать из крепости или проникнуть в нее, и охранять крестьян, согнанных вырубать камеры под стенами. Стоит Шарухен на твердом камне, и дело движется настолько медленно, что Халкеус, вопреки своей гордыне, каждый раз смотрит на меня с надеждой, ожидая дельный совет. Вопреки своей дурной привычке лезть с советами, куда не звали, на этот раз не знаю, что сказать. Точнее, знаю, но где взять порох?! Попадалась мне здесь селитра, но в таких малых количествах, что никак не могу заполнить один маленький кувшин. Возиться с меньшим количеством нет смысла.
План быстрого захвата крепости пришел мне в голову вечером, когда вернулись с дальней разведки колесничие. Это были два экипажа из бывших хеттов, а ныне расенов. Я доверял им больше, чем колесничим из финикийских городов.
— Люди реки приближаются. Дня через три, самое большее через четыре они будут здесь, — доложил Нунцити, приходившийся мне родственником по жене.
Иногда у меня складывается впечатление, что все колесничие из бывших хеттов приходятся мне родственниками. У Нунцити, по крайней мере, глаза похожи на глаза Пудухепы, и так же прищуривает их, когда слушает меня.
— Они идут осторожно, высылают дозоры во все стороны? — спросил я.
— Про все стороны не знаю, но вперед высылают. Мы встретили пять колесниц в дневном переходе от основных сил, еле успели спрятаться, — ответил он.
Я приказал своим разведчикам не обнаруживать себя, следить скрытно. Египтяне не должны знать, что мы ведем за ними наблюдение. Встреча с нами должна стать для них неожиданной, несмотря на то, что местное население может помогать нашим врагам. В дневном переходе от нашего лагеря есть удобные места и для засады, и для сражения. Я пока не решил, что выберу.