Нарушая правила

Устинова Юлия

Костя хочет как можно скорее рассчитаться с отцом Тима, поэтому откладывает каждую копейку.

Уговорить Костю принять помощь было непросто. Но тут помогла Оля, спросив Костю, что для него важнее — его гордость или она и их ребенок, которого нужно будет содержать. Костя больше не ломался. В самый кратчайший срок он получил деньги на карту и выкупил у нашего дяди свой гараж со всем оборудованием. Вроде бы, дела у него идут неплохо. И с Тимом они поладили. Но не из-за денег конечно.

Мы приехали вчера.

На пятницу выпал Восьмое марта, поэтому впереди нас ждут еще два дня выходных. У Кости вчера был мальчишник, прямо в гараже, а мы с Олей сидели с ее подругами дома.

С Олей мы тоже подружились несмотря на мое предвзятое к ней отношение поначалу. Если моему брату хорошо с ней, то и мне хорошо. Да и видно, как Оля любит Костю, как заботится о нем. И мне уже плевать на чужие тарелки и на все остальное. В сущности — это такие мелочи.

Мы с Тимом снова живем вместе.

Я просила его не торопить события, но Чемезов меня уговорил, буквально взял измором. Да что там, я и сама хотела. Светлана не стала меня отговаривать, только хитро так посмотрела и сказала, что ей самой нравится Тим, в смысле, как человек.

А сейчас этот человек переживает последствия бурной ночи, проведенной с Костей, Яном и их друзьями.

Переодевшись, я выхожу из спальни.

Со стороны кухни доносится тихий мужской разговор. Костин голос я хорошо знаю. И точно так же мне знаком голос того, второго, его отеческая, неповторимая интонация. Я узнаю ее обладателя раньше, чем добегаю до кухни.

— Пап? Папа! Ты приехал! — кричу я, бросаясь к отцу.

Он тут же вскакивает, я обнимаю его за шею.

— Узнала… — вздыхает отец.

Его рука ненадолго касается моей спины, распущенных волос.

— Ну конечно узнала! — отстранившись, разглядываю папу. — Только ты похудел и волосы стали седые, — провожу рукой по его редеющей шевелюре, всматриваюсь в блеклые серо-голубые глаза, прикасаюсь к лицу с жесткой щетиной. — Но в остальном — такой, каким я тебя и запомнила.

— А тебя не узнать. Невеста, — сухо говорит папа, убирая мою руку. — Жених твой спит еще?

Что-то меняется в его лицо и его тоне, и он вдруг предстает передо мной мрачным, совершенно чужим и действительно постаревшим.

Я выпрямляюсь и отступаю, смотря на Костю, который избегает моего взгляда.

— Сп-пит, — мне становится неловко.

Папа отворачивается к окну, Костя нервно крутит кружку с недопитым черным чаем.

— Собаку давно взяли? — спрашивает папа после паузы.

— Два года назад, — отвечаю я.

— Я не с тобой разговариваю, — отрезает папа, стоя спиной ко мне.

От его резкости и грубости я вздрагиваю, словно меня холодной водой окатили.

— Два года, — повторяет Костя напряженным голосом. — Как Перса усыпили, так и взяли.

— Как кличете? — интересуется папа.

Повернувшись,

он садится обратно на скамейку.

— Найда, — Костик отвечает, а сам на меня смотрит, словно пытается о чем-то предупредить.

— А чего не кобеля? — продолжает папа.

Костя пожимает плечами.

— У Щербецов сука ощенилась, кого дали.

Папа хмыкает.

— Ясно, а я ей — Перс, Перс. Ладно не подошёл еще, порвала бы, — говорит он, ощерив желтые зубы.

Заметив, что некоторых не достает, я гадаю — последствия ли это плохого ухода или драки.

— Она привыкнет, — Костя виновато опускает взгляд.

— Ну что, невеста? — папа отвлекается от разговора с Костей, снова вспомнив о моем существовании. — Рассказывай, как жизнь молодая?

Его голос звучит неестественно, как-то нарочито бодро.

— Все хорошо, пап, — пытаюсь натянуть приветливую улыбку, хотя на душе уже нехорошо. — Учусь в Ростове, на бакалавра жилищного хозяйства.

— О, как! В университете, значит?

— Да.

— Ну и как, нравится?

Такое чувство, что он насмехается надо мной.

— Нормально.

— А машина там чья, твоего ухажёра, что ли? — пренебрежительно интересуется он.

— Да.

— И сколько же такая стоит? — продолжает с брезгливым любопытством.

— Какая разница? — огрызаюсь я.

— Какая разница, — передразнивает, всматриваясь в мое лицо. — Да купил он тебя, ты что не понимаешь? Всех вас купил! — в его голосе слышен упрек.

— Бать, хорош, — хмурясь, бормочет Костя.

— Конечно, давай, защищай своего благодетеля, шестери, сыночек. Как не шестерить-то? — язвит отец. — У тебя же все в ажуре, да? Сервис к рукам прибрал, вон бабу свою в нашей с матерью комнате имеешь, на нашей кровати…

— Хватит! Не при Динке! — огрызается Костя.

— А что? Можно подумать, она ещё мужика не нюхала? Твой же спонсор с ней в одной койке спит! Ну оно и понятно, хочешь на дорогой машине разъезжать — отрабатывай. За все в жизни надо платить, да, доченька? — папа пронзает меня разочарованным взглядом.

Я плотно сжимаю губы. У меня краснеют щеки. Становится нечем дышать от стыда и еще какого-то непонятного чувства. И этот его взгляд… Он смотрит так, будто бы видит во мне нечто такое, что его очень сильно оскорбляет.

— Да что ты на неё накинулся?! Она-то что тебе сделала? — Костя заступается за меня.

Я же догадываюсь, что он уже успел рассказать папе, как обстоят дела.

И в этот самый момент Тиму приспичивает показаться на кухне, или его привлек шум наших голосов.

— Доброе утро, — он останавливается в пороге и переводит взгляд с Кости на папу. — Всем.

— Салям алейкум, господин, — кривляется отец, складывая руки перед собой. — Как спалось? Удобно ли?

Тим пожимает плечами.