Нарушая правила

Устинова Юлия

— Да что-то не очень.

Я смотрю на Тима, пытаясь предупредить, открываю рот, но из моего горла выходит только воздух.

— Садитесь вот, милости просим, — папа с противным скрипом выдвигает из-под стола табурет. — Чай, кофе? Дина, ну-ка, обслужи хозяина, — небрежно щелкает пальцами в мою сторону.

Хмурясь, Тим упирается ладонью в дверной косяк. Я вижу, как напрягаются его мышцы.

— Мужик, ты погнал, что ли? — бормочет он, не понимая, что происходит.

— Пап… — куся губы, я смотрю на отца, умоляя взглядом, чтобы он прекратил себя так вести.

— Ой,

блин… — Я замечаю внезапную перемену в его взгляде, когда до Тима доходит, кто перед ним. — Я не знал, что вы — это вы. — Он пересекает кухню, подходит к отцу и протягивает ему руку. — Тимофей.

Несколько долгих, бесконечных, напряженных секунд его протянутая ладонь висит в воздухе. Сложив руки на груди, папа всем видом дает понять, что не собирается с ним здороваться, прожигая Тима тяжелым взглядом. Затем он двигает желваками, набирает в рот слюну и плюет прямо на пол, Тиму под ноги.

— Бать, да хватит уже! — рычит Костя, вскакивая со стула.

Я машинально прикладываю ко рту кулак.

Опустив руку, Тим смотри на пол и тихо говорит:

— Ладно… По ходу, познакомились. Я пойду… умоюсь.

Я не могу прочитать выражение его лица, но мне становится ужасно стыдно за своего отца.

— Хорошо вам жилось тут без бати-то? — с сарказмом спрашивает папа, когда Тим уходит.

— Нет. Не хорошо, — возражаю я. — Когда тебя посадили, Костя забил на свою жизнь и с утра до вечера пахал в гараже, чтобы меня в СРЦ, а потом в детдом не забрали. Нам никому не было хорошо. И очень жаль, что ты этого не понимаешь, — сказав это, я иду догонять Тима.

Глава 35. Тим

— Что происходит? — спрашиваю я, глядя на Дину, которая вьется волчком по комнате, закидывая в сумку наши вещи.

— Поехали отсюда!

— Как? — я вытираю полотенцем мокрые волосы. — Подожди! У тебя же только отец вернулся.

— Видела я, каким он вернулся! — раздраженно парирует Дина. — Собирайся! Поехали! Я тут больше ни на минуту не задержусь!

Бросив полотенце на стул, я подхожу к ней, обнимаю и притягиваю к себе.

— Эй, Дин, ну хватит, не психуй, — пытаюсь успокоить. — Человека тоже можно понять… Наверное.

— Ты его еще защищаешь?! — злится Дина, отталкивая меня. — Он обошелся с тобой неуважительно! Это он не на тебя плюнул, это он мне в душу плюнул! — она хватает свой свитер.

— Эй, Динка, ну ты чего? Из-за ерунды будешь с отцом ругаться? Хватит, успокойся, да положи ты это! — забираю свитер, которые она нервно теребит, швыряю его на кровать и обнимаю Дину. — Посмотри на меня, — заглядываю ей в глаза. — Слушай. Он твой близкий человек. Нельзя тебе сейчас уезжать.

— Близкий человек! — передразнивает Дина, освобождаясь из моих объятий. — Знаешь, что он сказал? Что ты нас всех тут купил! Что я отрабатываю твое спонсорство в постели, а Костя — шестерка! — говорит она с обидой.

— У твоего отца… богатая фантазия.

— Это не фантазия! — вспыхивает Дина. — Я не знаю, что это! Я так ждала его, думала, он вернется… А он таких гадостей наговорил! И про тебя! И про всех!

Я несколько раз киваю, переваривая услышанное. Становится понятно, что за спектакль он

там устроил.

Вот значит как.

— Ясно. Подожди тут.

— Ты куда, Тим? — встревоженно спрашивает Дина, наблюдая за тем, как я надеваю чистую футболку.

— Пойду поговорю с ним. Скажу, что он не прав.

— Так он тебя и послушает! Ты помнишь тот раз, когда ты тут Косте пытался что-то объяснить? Только теперь будет хуже, — прогнозирует Дина.

— Я просто с ним поговорю, ладно? А потом мы сразу уедем, — обещаю ей.

— Тим…

— Вот, я же тебе говорил, что нам надо пожениться. Сейчас было бы проще.

— Я не собираюсь выходить замуж только ради того, чтобы угодить своему отцу! — Дина надувает губы.

Улыбнувшись, я подхожу к ней.

— А я тебе и не поэтому предложил. Ну все, — беру ее за руку и тяну на себя. — Иди сюда. Все будет хорошо. Слышишь? — быстро целую ее.

— Делай, что хочешь, — Дина не поддерживает мою затею. — Я соберу сумку.

Главного Арсеньева я нахожу во дворе. В одной руке он держит круглый точильный камень, в другой — топор. И мне становится так стремно, что даже смешно. Но раз я уже вышел и пообещал своей девушке поговорить с ее отцом, придется держать слово.

Я накидываю капюшон на еще влажные волосы, хлопаю себя по карманам куртки, достаю пачку сигарет и зажигалку и подхожу ближе.

— Курите? — протягиваю пачку мужчине.

Немного опешив от моего предложения, он кладет камень на столешницу самодельной пилорамы, тянется к пачке и берет сразу две сигареты. Сунув одну между зубов, другую прячет за ухо.

Я даю ему прикурить. Так мы и стоим, курим — Динин отец рассматривает двор, как будто впервые видит, а я то и дело давлю косяка на топор в его руке.

— Ты знаешь, сколько ей было, когда я видел ее в последний раз? — угрюмым тоном произносит мужчина спустя какое-то время. — Она еще куклам шапки вязала… А теперь… Ненавидит меня.

Он кладет топор на пилораму.

— Нет. Это не так. Дина вас ждала. С чего бы ей вас ненавидеть?

— Они все меня ненавидят… — на его лице отчетливо отражается раскаяние. — Мало им было мать потерять, так еще и я… А ведь, если бы не дети, мне бы все пятнадцать дали, как прокурор просил, — говорит Арсеньев.

Я хмурюсь, вспоминая наш разговор с Диной.

— Так вы действительного того парня… — я осекаюсь и нервно сглатываю.

— Оформил? — с непониманием уточняет мужчина. — Ясное дело. Да из-за таких, как… — замешательство в глазах сменяется лютой ненавистью. — Он же гнал, все сто сорок, где ограничение шестьдесят. Сам мне хвалился, — негодуя, Арсеньев стискивает зубы, отхаркивает и смачно плюет на снег. Спасибо, что снова не в меня. — Ну и на бугор наехал, крыло погнуло ему, — жестикулирует с зажатым между пальцами окурком. — Я ему говорю: “Алёша, знаки-то для кого ставят?”. А он мне: “Ты чего, дядя, попутал, ты знаешь, кто я?” — пересказывает свой разговор с потерпевшим. — Ну теперь известно, кто он. Инвалид первой группы, — горько усмехается. Пару минут мы молча курим, после чего мужчина спрашивает: — Стало быть, ты в курсе, за что я сидел?