Нарушая правила
Шрифт:
И сделал свои выводы.
Никакой кошмар, каким бы ярким он ни был, не может заставить тебя спрятаться под одеяло и изолироваться от мира.
Должно быть, с ней что-то случилось в лесу.
Что-то очень плохое.
Делаю ещё один шаг назад, чтобы расстояние между нами было как можно больше. Джиллиан прижимает ладони к стене, её мышцы напряжены. Голова наклонена вперёд. Рыжие волосы, как занавес, закрывают ей лицо. Её грудь вздымается, сотрясаемая глубокой дрожью.
Нож, которым она мне угрожала, лежит у её ног. Я должен забрать его, но не хочу подходить
Я поворачиваюсь и иду к лестнице.
Мгновение я ничего не слышу, даже звука её дыхания. Затем Джиллиан бросается вперёд, и схватив нож, набрасывается на меня. Я парирую удар рукой. Чувствую, как распарывается кожа, но я настолько привык к боли, что не кричу. Порез глубокий, и через мгновение у моей Птички бледное красивое лицо забрызгано кровью. Она не может этого знать, но я никогда в жизни не видел ничего столь захватывающего.
Она поднимает руку, готовая ударить меня снова. На этот раз я не могу обуздать свой инстинкт. Я обезоруживаю её, взваливаю на плечо и выношу наружу.
В лес, которого она так боится.
Глава 15
Джилли
Я кричу во весь голос.
Брыкаюсь, сопротивляюсь. До боли в запястьях дёргаю за верёвки, которыми привязана к дереву, но ничего не получается. От разочарования фыркаю. Каждый раз, когда пытаюсь пошевелиться, кора царапает мне спину. Ледяной ветерок обдувает мои голые ноги, заставляя дрожать.
Я чувствую себя раздавленной. Беспомощная. Обнажённая.
Зубы стучат. Здесь холодно. В то время как мой похититель, судя по идущему из трубы дыму, должно быть, разжёг огонь. Мысль о пламени заставляет меня дрожать сильнее. Я шевелю пальцами рук, стараясь сохранить кровообращение. Верёвки сильно натянуты, но мне страшно не от того, в каком положении я нахожусь.
Слева от меня, пугая, скрипит ветка.
Я клянусь себе, что не опущусь до того, чтобы молить отпустить меня и не буду извиняться, ради возвращения. Лучше проведу ночь здесь. На милость неизвестности.
Наконец дверь распахивается, и на пороге появляется массивная фигура. Он идёт ко мне с табуреткой в одной руке и ножом в другой. Останавливается менее чем в метре от меня и садится. На нём футболка с длинными рукавами, но он так их задрал, что виден сделанный мной порез.
Кровь меня не пугает.
И он тоже.
— Я хочу, чтобы ты выслушала меня внимательно, — жёстко начинает он, — потому что повторяться не собираюсь. Перед тобой два пути: ты можешь решить следовать моим правилам и вернуться в дом, или отказаться и остаться в лесу.
Я прикусываю щёку. Мне не нравятся предложенные альтернативы. В последний раз, когда мне пришлось выбирать между лесом и ним, я оказалась голой, прикованной наручниками к кровати. Не обращая внимания на мой мрачный взгляд, он поднимает палец и начинает отчётливо произносить.
— Правило номер один. Ты будешь делать то, что я скажу.
— Правило номер два, — осмеливаюсь перебить. — Ты перестанешь приходить ко мне в комнату по ночам.
— Правило номер три. —
— Какое обещание?
— Ты не будешь пытаться с кем-нибудь связаться или убежать.
Ну что ж. Это легко соблюсти. Последние несколько дней я провела, переворачивая вверх дном дом в поисках телефона, компьютера или чего-нибудь, что могло бы помочь мне связаться с внешним миром, и ничего не нашла. Конечно, осталась одна дверь, которую я пока не смогла открыть, но то, что увидела в остальном доме, позволило составить о нём довольно точное представление: мужчина не любит технику и не любит компании. У него много модных костюмов, но он предпочитает одеваться просто, в джинсы и футболки. Он методичен, точен, аккуратен.
В его доме всё имеет чёткое местоположение.
Всё, кроме меня.
— Что скажешь? — настаивает. — Ты готова соблюдать три грёбаных правила или мне оставить тебя здесь?
— Ты должен поклясться, что не тронешь меня.
Его взгляд становится мрачным, злым.
— Не знаю, какое у тебя сложилось представление обо мне, но мелюзгу я не трахаю.
— Я не мелюзга.
— О да, это так. — Он встаёт и подходит ко мне. Может, это только моё воображение, но я чувствую, как усиливается запах крови. — Только мелюзга может выпустить дикого зверя и надеяться, что он её не укусит.
Я крепко сжимаю челюсти, задерживая дыхание. Мы никогда не были так близко. Голова кружится. Я говорю себе, что во всём виноват холод, но в глубине души знаю, что это не так.
Потому что я горю.
Чувствую, как меня достигает тепло, исходящее от его тела. Потираю ноги друг о друга. Одна нога скользит по сырой земле. Я бы упала, но меня поддерживают верёвки. Между бёдер проникает дыхание ветра. В растерянности я кусаю губы.
«Укуси меня».
Пробегает мимолётная мысль. Неправильная. Совершенно неуместная.
Поэтому я прогоняю её.
— Мне… жаль. — Признаю решительно. — Я не хотела.
— Чего ты не хотела?
От интенсивности его взгляда я чувствую, как сердце скачет в горло. Его руки и кисти испачканы кровью. Его кровь. Я была готова на всё, чтобы сбежать, даже ранить его. Но теперь, когда он так близко, я не испытываю ни радости, ни удовлетворения.
Только вину.
Я опускаю голову.
— Я не хотела тебя ранить.
— Только это?
То, как он спрашивает, посылает вдоль позвоночника мурашки.
Его голос как ласка на моей коже; но это не нежная ласка, которую может подарить мать перед тем, как пожелать спокойной ночи. Эта ласка — его — говорит о скрытом в ночи шёпоте, о запретных искушениях и дверях, которые никто не должен открывать.
Он хочет, чтобы я извинилась, но я не могу этого сделать, ведь провоцировать его было моим намерением.