Нас больше нет
Шрифт:
Девушка прислонилась спиной к дверному косяку и уставилась на императора. Она вдруг поняла, что этот странный раб ей не противен, как остальные, да и не только рабы, но и воины, лакеи, министры. Камири начала осознавать, что желает, чтобы как можно дольше ломали входную дверь. Ей хотелось смотреть ещё хоть чуточку дольше, на это выветренное и изрезанное шрамами лицо, в эти уставшие глаза, но безумно притягивающие к себе, чаруя непонятной красотой. Она не заметила, как улыбнулась. Эта улыбка была неосознанная, но настоящая за многие годы. Сердце девушки часто билось в груди, что
Грохот падающей двери заставил очнуться от внезапно нахлынувшего наваждения. В помещение вбежали несколько бойцов, не заметив и сбив с ног Камири. Испуганно озираясь по сторонам, они увидели сидевшего на полу императора и, бросившись к нему, стали избивать с остервенением.
— Стойте! — закричала дочь правителя, пытаясь подняться на ноги.
Солдаты ещё некоторое время наносили удары ногами по телу раба, уже лежащего на полу, затем всё-таки остановились.
— Госпожа, ты ранена?! — испуганно глядя на девушку и помогая подняться, интересовался Урсул.
— Нет! — гневно крикнула на него Камири.
— Что прикажешь с ним сделать, госпожа?! — поинтересовался один из охранников.
— Оставьте его! — пытаясь придать голосу строгости, сказала девушка. Она смотрела на императора, пытающегося подняться и сесть.
Лицо его было в крови, рассечённый лоб сильно кровоточил. Он прислонился к стене, попытался протереть глаза и тут же получил удар ногой по рукам.
Сердце Камири вдруг дрогнуло, к горлу подкатил ком, а скулы сильно свело.
— Уходим, Урсул! — выдавила она кое-как из себя, — раны ему промойте. Отец недоволен будет, если к Марану он будет не готов.
— Да, госпожа! — кивнул Урсул и дал указания бойцам.
Амуру обработали рану на лбу какой-то дурно пахнущей жидкостью, снова приковали цепями, но уже более толстыми в заново вбитые скобы в стены. Цепи были такой же длины, что и прежде, это позволяло размять кости и сделать по шагу в стороны. Он сидел в одиночестве уже второй день. Утром лишь пришёл охранник и принёс еду. Исчезающий луч света в потолке говорил о приближающемся вечере. Император всё время, пока было хоть как-то светло, пытался расшатать скобы, державшие цепи. После долгих попыток, первая вылетела из стены, затем вторая. Амур усмехнулся про себя и стал вырывать те, что держали ноги. Вырвав все четыре, он вставил их обратно и стал думать, как снять сами оковы с рук и ног. Они состояли из половинок обручей краями завернутых меж собой. Металл был не сильно толстый, но зажимы непросто было отогнуть. Здесь требовался кузнец не иначе. Император поначалу бросил эту затею, но затем вытащил одну скобу из стены, острым краем стал пытаться разогнуть завернутый лепесток. Занятие это оказалось довольно долгим и мучительным, но вскоре первая половина оковы на ноге была отогнута, что обручи можно было теперь снять. Промучившись какое-то время со второй, удалось снять и её, а вот с руками было сложнее.
Входная дверь заскрипела. Амур быстро вставил скобу на место и замер в ожидании. Тихо скрипнул засов второй двери, она медленно отворилась. Свет факела проник внутрь, и в помещении стало светло.
На пороге стояла
— Твои раны залечили? — наконец произнесла она, нарочито холодным тоном.
— Разве это раны? Ты пришла беспокоиться о здоровье раба? Похвально! — съязвил Амур.
— Да! Отец будет недоволен твоим видом! — уже с заметным раздражением сказала Камири.
— А то я уж подумал… — усмехнулся император.
— Что?
— Что ты беспокоишься о моём здоровье, а ты лишь отца боишься.
— Не боюсь я отца, никого не боюсь! Беспокоюсь, что праздник скоро, а ты не готов! — гневно выпалила девушка.
— Себя тоже не боишься?
— С чего вдруг!?
— Потому что не знаешь, кто ты есть.
— Глупое говоришь, раб!
— И кто же ты?
— Я… — Камири задумалась, растерялась, вновь начав шарить взглядом по комнате. Она воткнула факел в держатель у двери и, сложив руки на груди, стала нервно расхаживать взад-вперед.
— Я, это — Я! Я человек! — гордо произнесла девушка.
— Вот видишь, себя не ведаешь, а не боишься, — улыбнулся Амур.
— Я ведь сказала, кто я!
— В этом и заключаешься вся — ТЫ!
— В чём?
— В том, что ничего не можешь о себе сказать даже, потому что не знаешь — кто ты…
— Будто ты знаешь? — хмыкнула Камири.
— Если сама не знаешь, то я и подавно, хотя знаю наверняка, что не та, за кого выдаешь себя.
— Почему говоришь так? Я дочь правителя и все об этом знают!
— Нет. Ты пытаешься казаться гневной, жёстокой, равнодушной, но я видел, что иная ты, впрочем, как и все, только боишься.
— Почему это боюсь?
— Потому, что другая. Потому, что женщина, которая в глубине души желает быть доброй, счастливой, только не там ищет.
— Ты заблуждаешься, раб!
— Я всю жизнь заблуждался. Когда-то себя забыл ещё в детстве и только недавно начал вспоминать, — задумался император и уставился в противоположную стену перед собой.
— И что же ты вспомнил? — с любопытством поинтересовалась Камири. Она подошла к стене, у которой сидел император, и присела рядом.
— Что я не тот, кем хотел бы быть…
— И что ты сделал, стал тем, кем хотел? — продолжала сыпать вопросами девушка. От её напускной раздражительности не осталось и следа. Она внимательно смотрела на Амура, хлопала ресницами, жадно ожидая каждого его слова.
— Нет, не стал. Однажды предав себя, назад вернуться непросто, страшно. Да еще когда пути не видно.
— Как твоё имя? — вдруг поинтересовалась Камири.
— Амур.
— Амур-р, — произнесла шёпотом девушка, растянув последние буквы, словно мурлыча. — Красивое твоё имя! Амур-р-р… — вновь повторила она и медленно протянула руку, осторожно дотронувшись до края раны, тянувшейся через весь лоб. Её глаза сильно блестели в отблесках пламени факела. В них читался какой-то интерес, вдруг пробудившийся откуда-то из глубин сознания.