Нас невозможно убить

Осадчая Виктория

— Что? — вздёргиваю я бровь. Взгляд Разумовского прямой, в нем пляшут чертята. И направлен он на меня. Изучает?

— Говоришь, с четырнадцати лет?

— Господи! — я спрятала лицо в подушку, расхохотавшись. — Ты правда об этом сейчас хочешь говорить?

— Ну, учитывая то, что ты меня соблазнила, — сделал серьезное лицо Разумовский, хотя я знала, что он шутит. Благо, данную сторону его натуры я уже успела увидеть недавно.

— Не сейчас, — я прошлепала на кухню, где валялись МОЯ рубашка, а в холодильнике была холодная вода. Настроение было поистине великолепное. Вот взяла и осуществила

свою детскую мечту, о чём теперь мечтать? Ну, да! Не такая она и детская. В том возрасте ч мечтала лишь о том, чтобы Андрюша проводил меня домой, считая поцелуи чем-то из разрядов «Фу». В шестнадцать уже о них мечтала. Вот до чего доводят наши желания. Особенно когда ты с удовольствием наблюдаешь, как из коридора выплывает красивое мужское тельце, завязывающее шнурок на штанах. Я вернулась на стол, чтобы с удобством рассматривать всю палитру мышц на голом торсе Разумовского. И если мне до этого доводилось любоваться им только на тренировках, то сейчас расслабленный, он выглядел очень эффектно. Хотя для меня этот мужчина в любом состоянии эффективен.

— Ты сегодня решила святым духом питаться? — посмотрел он с неодобрением на запотевший стакан в моих руках.

— А ты покорми гостью, — заявила, вальяжно развалившись, закинув ногу на ногу. Я видела, как блуждал его взгляд, как он одёргивал себя. Уж это ускользнуть точно не может от любой женщины. Да, я все искала доказательства того, что это был не просто одноразовый акт. Дура, да?

— Я как-то на гостей не рассчитывал. Но, — он заглянул в холодильник, снова представляя обзору свою пятую точку, — у меня есть плов. Вчерашний правда. Из кафе привез. Будешь?

— Буду! Грей!

— Сначала признание, Божена Алексеевна, — поставил он тарелку в микроволновку.

— Сначала покормить.

— Такого уговора не было, — заявил он, пока я снова не начала расстёгивать пуговицы рубашки, принимая соблазнительную позу на столешнице. — Не прокатит в этот раз.

— Правда? — нахмурила я бровки и невинно хлопая глазками. Слезла, прошлась гордой ланью по комнате, провела пальчиками по обнаженной спине этого несносного мужика. Руки тянутся к резинке штанов, но он проворно перехватывает их, заводя за спину. Перед ним открывается обзор на мою обнаженную грудь и я слышу, как он шумно выдыхает, пока моё сердце отбивает ритм бешенной сальсы.

— Но после ты все равно выполнишь свою часть уговора, — проговаривает Андрей медленно, уже опуская голову для поцелуя. Я утвердительно киваю, понимая, что наживку он снова заглотил. И эта мысль дает мне надежду, что не все так плохо.

Разумовский оттесняет моё податливое тело к окну, попутно даря невероятно волнующий поцелуй, заставляющий это самое тело дрожать от возбуждения. Потом его разворачивают, позволяя использовать подоконник в качестве опоры. Я громко кричу, теряя последние частички разума, когда Разумовский входит, одновременно покрывая поцелуями тонкую шею этого самого тела и плечи, с которых от ритмичных движений сползла рубашка. А руки его следуют совершенно иным законам, лаская все, к чему только есть доступ.

Через несколько минут на ватных ногах спускаюсь на пол, чувствуя себя выжатой, как лимон. По-моему, к такому можно привыкнуть. Интересно, а второй раз тоже был случайный

или здесь есть какая-то закономерность? Вот только оглашать эти вопросы не могу, потому что говорить тяжело от все ещё тяжёлого дыхания, которое начинает возвращаться в норму при каждом вдохе. А ещё говорят, что спорт — это тяжело. Разумовский усаживается рядом и подымает меня с холодного пола, подтаскивая к себе на колени.

— Я тебя ещё ни разу такой довольной не видел, — улыбается он, разглядывая моё лицо. — Глаза горят, волосы растрёпаны, щеки раскраснелась.

— Все потому, что ты больше меня бесил, чем пытался порадовать, — объявляю я.

— У меня это сегодня получилось, наконец?

— О, да! — выдаю я, наверное слишком громко, чем следовало бы. Ну, что поделать с этими эмоциями? — Не зря же я столько лет была в тебя влюблена.

— Была?

— Ну, не буду лукавить, но ты слышал про то, что первая любовь не ржавеет?

— Это что, признание?

— О, нет! Это просто общепринятый факт. Хотя, если бы ты был мне безразличен, вряд ли бы я на тебя сегодня полезла. Не считаешь так?

— Взаимно, — выдает Разумовский, заставляя моё сердце радостно подпрыгнуть в груди и захлопать в ладоши от криков «Браво» и «Бис».

— Так, мысль я уловила. Теперь и продолжать не так тяжело. С какого возраста ты меня помнишь?

— С тех самых соревнований, когда ты сломала руку, — признался он. — Но, видимо, мой мозг от этой информации избавился. Потому что я помню только девочку с двумя растрёпанными косичками, у которой беззвучно текли по щекам слезы. Именно этот момент. Странно было, что девчонка не вопила, не рыдала от боли.

— После смерти мамы я вообще ни разу не плакала. Даже тогда эти слезы были непроизвольные. Вроде как организм защищал сам себя. А вот спустя несколько дней я рыдала. Моя единственная любовь, о которой я мечтала целых два года уехала. Я понимала прекрасно, что для тебя я всего лишь ребёнок и ты даже имени моего не знаешь. Но что запретит девочке мечтать? Тем более такой популярный парень. Тут непроизвольно сама начнёшь замечать его. Ну, и, конечно, ревновать.

— О, нет! Плеханову тогда ты чуть не избила? — воскликнул Андрей, а потом расхохотался.

— Вообще-то папу синяков оставила. И руку чуть не сломала. А ты откуда знаешь?

— Мы с ней встречались несколько месяцев, когда я уже выступал в клетке. Вот она мне и поведала историю о чокнутой, которая таким образом отвалила ее от меня.

— Ах, ты гад! — возмутилась я наигранно. — Значит, я честь его пыталась сберечь, а он потом с этими сучками по кроватям кувыркался.

— Надеюсь, я за это снова по морде не получу, — потер он то место, которое несколько дней назад пострадало от моего кулачка.

— Посмотрим, Дикий. Как вести себя будешь.

— Честно? Меня за всю жизнь ни разу девчонка не била. Хотя с девушками, знающими, что такое джеб, хук или лоу-кик я не спал вообще.

— Будешь таким говнюком, — мои пальчики славили его горло, — я вообще тебя придушу. Благо, у меня хороший тренер.

— Кстати, об этом. Петрович в отпуск уходит, так что теперь ты полностью в моей власти, малышка.

— Ага! Прям разбежалась.

— Я серьезно! И через два часа у нас тренировка.