Наш человек на небе
Шрифт:
– Вот этой «Риммой» всё и просчитали, — сказал Патон, довольно оглаживая усы.
– Что могу сказать... — с пролетарской прямотой ответил Жданов, отодвигаясь от аппарата и поправляя бабочку. — Не впечатляет, знаете ли. Нет
– нет! что Вы, Евгений Оскарович, дорогой! Работа Ваша куда как впечатляет — меня прибор не впечатляет.
– В том смысле, что...
– Именно, именно. Ну, куда годится? Приборы у союзников, в сущности, какие угодно имеются. Но вот пользоваться они своими приборами... Всё равно как, допустим, есть у человека самый совершенный в мире микроскоп — и при том человек сей ничего о микробах не только не знает, но и не предполагает,
– Есть такое ощущение, — признался Патон. — Как будто микроскоп ему по наследству достался, но и только.
– Именно, именно... ведь быть того не может, чтобы космическая цивилизация в своём развитии не решила задачу удержания плазмы.
– Да решила, — взмахнул широкой ладонью сварщик, — именно что решила — а объяснить решение не может. Не повезло нам с Вами ужасно, Пётр Сергеевич: хоть бы одного учёного на этом их «Палаче» захватило.
– Соглашусь, Евгений Оскарович. Ну да что уж тут поделать? придётся нам с Вами за «марсиан» отдуваться, знаете ли.
Патон добродушно закряхтел. Разговаривать со Ждановым — приятно было с ним разговаривать. Хороших энергетиков в СССР хватало, но Жданов, во-первых, был чертовски хорошим; во-вторых, входил «в тему». Секретность эта сплошная...
Вот так сделаешь великое открытие — а ни статью напечатать, ни с докладом выступить где-нибудь в Цюрихе... И узнает мир о тебе, таком замечательном, в лучшем случае после смерти, а есть большая вероятность, что и вовсе никогда не узнает. Ибо вопрос тут совсем не в твоём учёном эго, совсем иначе вопрос стоит: сколько Советских жизней ты сбережёшь своей научной деятельностью.
А ради такого... да к чорту эго.
Ради такого — всё к чорту.
– Планировали мы на «Красном Сормове» запускаться, — у меня там сын, старший, инженером, [14] — да вышло вот как. Термоядерная печь у нас пока только здесь, в Балашихе, а без неё плазма не стартует. И, признаюсь Вам, Пётр Сергеевич, кабы не дуга — на версту к этой шайтан-печке не подошёл бы.
– Напрасно Вы так, — рассеянно сказал Жданов, перелистывая чертежи, — с точки зрения развития энергетики устройства, использующие энергию атомного ядра, совершенно безальтернативны... И, кстати, как всё-таки решили проблему с рекуперацией энергии?
14
Борис Евгеньевич Патон, впоследствии тоже академик и так далее. На детях гениев природа отдыхает лишь в том случае, если эти гении более озабочены собственной гениальностью, нежели воспитанием детей.
– Следующий лист, — подсказал Патон, — вот. Вполне буквально и решили. Видите, в верхней части «бутылки»?
– Это Вы так магнитное поле называете?
– Как-то надо называть. Видите, вот здесь?
Жданов некоторое время читал чертёж, затем озадаченно сдвинул брови:
– Иначе говоря, вместо проблемы удержания плазмы Вы решаете фактически обратную?
– Ровно так, — с удовольствием подтвердил сварщик. — Земля-то круглая — иной раз быстрее окажется в обратную сторону её обойти.
– Изящно, — сказал Жданов, открыто завидуя красоте решения. — Да-с, изящно. И вот здесь на вершине поток, естественно, рассыпается?..
– Да, волновой процесс — неизбежность. И «стекает» по тору на приёмник.
– Понятно, да-с... Удивительно изящно, должен признать. Выходит, дуга у Вас живёт в «бутылке», и ни среда, ни загрязнение, ни характер материала значения практически не имеют. Вот только
– Увы, больше шести с половиной сантиметров длину дуги удержать пока не удаётся.
– Если я правильно понимаю, основная проблема — источник электроэнергии. Да и пропускная способность потребуется совершенно исключительная, даже просто по теплу. Такой подход требует несоразмерно большого импульса вот на этой обмотке, а затем...
– Ну и что же? — охотно согласился Патон. Он сломал хребет настолько серьёзной задаче, что мелкие практические недостатки решения смутить его уже никак не могли. — Научимся шайтан-печки строить — построим и побольше. Затем Вы мне и нужны, дорогой Пётр Сергеевич.
– Не так-то это просто, — вздохнул Жданов. — Но я, в сущности, не большой знаток генерации, я, скорее, по распределению... Евгений Оскарович, а как Вы смотрите на командировку за линию фронта?
– На фронт, за фронт, к чорту на рога — с глаз моих долой!
– Ну, ты не кипятись, товарищ нарком, вскипятиться мы всегда успеем. Что он, собственно, отчубучил?
– А ты не в курсе?
– Та я ж с полигона только. Ледин [15] новые образцы показывал. Так что там такое с Коляном?
15
Евгений Григорьевич Ледин. Инженер-химик, в 1940-41 годах в инициативном порядке разработал взрывчатку марки «A-IX-2» — вдвое мощнее тринитротолуола. Взрывчатка обладала настолько уникальными достоинствами, что в эти самые достоинства никто из начальства просто не поверил; чтобы A-IX-2 запустили в массовое производство, Ледину, — который в то время служил в Ленинграде краснофлотцем (простым матросом), — пришлось дойти до самого товарища Сталина.
– Что такое? Я тебе расскажу, что такое.
И Лаврентий Палыч, возмущённо поблёскивая стёклами пенсне, рассказал Судоплатову вот что.
Старший лейтенант государственной безопасности Н. Половинкин, который, если уж начистоту, в роли «эксперта» почти всё время маялся бездельем, и которого вчера направили на усиление техроты, для обустройства рекреационной комнаты лорда Вейдера...
– Постой-погоди, — задумчиво перебил Судоплатов. — А на кой мы его туда направили-то?
Это был неприятный вопрос, из тех, на которые не следует отвечать вслух. Вопрошающий либо дойдёт своим умом — либо не очень-то ему и хотелось.
Но вот себе — себе ответить надо обязательно. Потому что иначе этот самый вопрос всё равно никуда от тебя не денется, — ведь именно ты отвечаешь за судьбы своих подчинённых, — и постепенно выжрет тебя изнутри.
Берия быть сожранным изнутри категорически не желал, совесть свою ценил чрезвычайно высоко, поэтому на вопрос ответил; себе. Руководство, — в лице Лаврентия Палыча, — направило Половинкина на эти работы, потому что боялось Вейдера. Ну, не то чтоб вот именно боялось — но опасалось. Неуютно себя чувствовало в присутствии, как будто всё время ожидало некоего подвоха, причём такого, какой и предусмотреть невозможно — просто в силу отсутствия таких подвохов в привычной картине мира. Вот, например: кто бы мог даже просто вообразить, что по Красной площади станет разгуливать невидимый инопланетный диверсант со световым мечом?.. А Коля одного такого уже одолел, причём безо всякой подготовки — увидел да среагировал, как нечто само собой разумеющееся. Значит, — случись чего, — и Вейдеру сможет что-нибудь противопоставить. Противопоставил...