Наш человек на небе
Шрифт:
Так думал молодой министр... и почти презирал себя за эти мысли. Несколько утешала подсознательность реакции: подвернулся Коля — вперёд, Коля, помогай гостю обустроиться. Словно и решение за Берию принимала некая непонятная, коварная, незаметная сила.
Да и кто мог подумать, что Половинкин уронит этот злосчастный баллон?..
Нет, ногу генерал-майора Власова, — грамотного, опытного командира, — тоже было жаль: керамический вентиль баллона сломал os cuneiforme mediale и раздробил парочку ossa metatarsi. Но, по большому счёту, ерунда, пройдёт.
А вот сам вентиль пострадал куда сильнее, причём, — в отличие от генерал-майора, —
Этот физический недостаток, очевидно, не слишком ограничивал Вейдера в его повседневной деятельности. Однако то ли «медитация» зашла далековато, то ли пришелец слишком устал — он не заметил момента, когда повреждённый баллон, подключённый через внешний переходник, исчерпал запас газа и вентиль начал крошиться под воздействием атмосферного давления. Автоматика комнаты реагировала на показатели состояния не аппаратуры, но пациента — и среагировала слишком поздно. К тому моменту, когда сержант Филатов услышал вой сирены и, обливаясь ледяным потом, отжал герметичные пластмассовые двери, лорд Вейдер без сознания лежал на полу. Страшнее всего было то, что никого из пришельцев в момент происшествия рядом с Вейдером не оказалось. Главнокомандующий союзников был либо совершенно уверен в своей безопасности, либо всё-таки дураком. Впрочем, кто может знать тонкости галактических ритуалов — вдруг у них считается, что визиты государственного уровня непременно следует наносить в одиночку?.. Так или иначе, подсказать необходимый порядок действий оказалось некому.
Срочно вызвали Прокси.
Пока смешной робот ковылял по коридорам, подоспел удачно оказавшийся в Кремле Снежневский — хоть и психиатр, но всё равно ведь доктор.
– Ох ты ж!.. — весомо заявил Андрей Владимирович.
И в самом деле: лицо лорда Вейдера выглядело... в общем, узкому кругу присутствующих стала более чем понятна одна из функций чёрного непрозрачного шлема.
Снежневский прислушался к дыханию пациента и решительно схватился за отброшенную маску.
– Ставим на место, — заявил психиатр, кусая губы. — Вы!..
– Старший сержант Филатов, — подсказал старший сержант Филатов.
– Вот здесь, за брыжи... нет, отгибайте с обеих сторон! Конструкция механическая, значит, должны быть штифты...
Удивительно — они справились.
Прибежавший наконец Половинкин заявил, что дыхание «да ровно такое, как надо, ну, как насос у нас у деда в Саратове на конезаводе...» Инопланетное сопение действительно звучало механически, как-то даже индустриально. А затем доковылял и Прокси, который показал, к каким проводам и трубкам «медитационной» комнаты следует подключить скафандр лорда Вейдера.
Удивительно — они справились. По словам Прокси, показатели мозговой активности инопланетного
И всё же Вейдер оставался без сознания, словно сила окончательно покинула его.
– Ну что, — рассудительно сказал Судоплатов, — Филатова, я считаю, надо наградить. Инициатива в нашем деле — на втором месте по значению, сразу после дисциплины. Потому что инициатива без мозгов — только во вред, а требовать наличия мозгов у всех и каждого мы не можем. А дисциплина — она отсутствие мозгов неплохо компенсирует, как считаешь? Прозвучала эта философия настолько невпопад, что Лаврентий Палыч некоторое время приходил в себя. Потом осознал, что Павел Анатольевич именно что даёт ему время «на отдышаться» и благодарно кивнул:
– Когда твой Окто прилетает?
– Ещё часа четыре. Транспорт наш на этот раз. Плюс из Балашихи авто. Товарищи помолчали.
– Да всё нормально будет, — сказал Судоплатов. — Сам говоришь: мозг не спёкся — значит, оклемается.
– А если всё-таки «спёкся»? — хмыкнул Берия. — Предлагаешь и здесь... дисциплиной компенсировать?
– У штурмовиков ихних медицинская специализация тоже имеется... ну, на крайний — запросим «Палач».
Товарищи на скорую руку прикинули ближайшие мероприятия. Скандал намечался одновременно медицинский, дипломатический и военный — предстояло любой ценой купировать последствия.
Любой ценой.
– Я за Половинкина боюсь, — признался Берия.
– Я тоже боюсь.
– В лагерь отправим?
– Нет, — покачал головой Судоплатов. — Нельзя ему в лагерь возвращаться. Парень воюет с первых дней... да, слушай, с июня. И последние месяцы — по пять-шесть «мероприятий» в неделю. Он устал слишком. Потому, кстати, и баллоны ронять начал. А скоро, глядишь, ещё чего уронит. Он такой, он может. Устал просто.
– Да не похоже, вообще-то...
– Молодой. Просто слишком молодой. Он сам не понимает, насколько устал. Потому и со стороны никто этого не замечает. А там — война. Разведчик хлопнул ладонью по столу:
– Знаешь, товарищ нарком, что я тебе скажу. Мы, старики, можем учить, командовать... пример показывать, а як же ж. Но войну выигрывает молодёжь. Только молодые могут это выдержать.
– Тебе тридцать пять, «старик», — с улыбкой сказал Берия.
– Мне — тридцать пять, — с ухмылкой отозвался Судоплатов. — А ему... нельзя ему в лагерь возвращаться.
Берия основанием ладони протёр высокий умный лоб.
– Ну что... прав ты, Павел Анатолич. В деревню, к деду, в глушь?..
– В Саратов, — сказал разведчик, — и прямо сейчас.
– --
Глава 8. Первый сон Лаврентия Палыча
– Командир космического звездолёта повернул Главный Рубильник. Поляризованный электрический ток сначала медленно, а затем всё быстрее и быстрее побежал по бескислородным медным проводам. В отражатели магнетона ударила мощная струя плазмы великого японского физика Уриу. «Пионер» вздрогнул, отрываясь от причального батута... Коля скосил глаза, посмотрел на Юно. Девушка уже не слушала — спала; губы её сложились в смешное удивлённое «О». Во сне Юно чуть слышно посапывала. Совсем чуть.