Наш человек в Гаване

Грин Грэм

Ее голова доходила ему до подбородка, и он чувствовал запах ее волос; иногда они касались его губ. Он почему-то огорчился, заметив у нее на пальце обручальное кольцо. Она сказала:

– Моя фамилия Северн. Беатриса Северн.

– Моя – Уормолд.

– Значит, я ваш секретарь, – сказала она.

– То есть как? У меня нет никакого секретаря.

– Нет есть. Разве они вам не сообщили о моем приезде?

– Нет.

Ему не нужно было спрашивать, кто «они».

– Но я сама отправляла телеграмму.

– Я действительно получил какую-то телеграмму на прошлой неделе, но ничего в ней не понял.

– А какое у вас издание «Шекспира для детей»?

– «Эвримен».

– Черт!

Они мне дали не то издание. Понятно, что в телеграмме было все перепутано. Но я рада, что вас нашла.

– И я рад. Хотя немного удивлен. Где вы остановились?

– В «Инглатерре», но завтра я перееду.

– Куда?

– Ну, конечно, к вам, в контору. Мне все равно, где спать. Устроюсь в одном из кабинетов.

– Там нет никаких кабинетов. У меня очень маленькая контора.

– Но есть же комната для секретаря.

– У меня никогда не было секретаря, миссис Северн.

– Зовите меня Беатрисой. Они считают, что этого требует конспирация.

– Конспирация?

– Что же мы будем делать, если у вас даже нет комнаты для секретаря? Давайте сядем.

Какой-то человек во фраке, – в этих тропических зарослях он напоминал английского колониального чиновника, который и в джунглях переодевается к обеду, – вышел вперед и запел:

Почтенные люди живут вокруг.Они все осмыслят, отмерят, взвесят.– Они твердят, что круг – это круг,И мое безрассудство их просто бесит.Они твердят, что пень – это пень.Что на небе луна, на дереве листья.А я говорю, что ночь – это день,И нету во мне никакой корысти.Ты не верь им, прошу тебя... [пер. – Д.Самойлов]

Они сели за пустой столик в глубине игорного зала. До них доносилось постукивание шариков рулетки.

Она снова напустила на себя серьезность, через которую проглядывало смущение девушки, впервые надевшей бальное платье.

– Если бы я знала, что я ваш секретарь, – сказала она, – я бы ни за что не окатила из сифона полицейского... без вашего разрешения.

– Не огорчайтесь.

– Меня ведь послали сюда, чтобы вам стало легче. А не наоборот.

– Капитан Сегура нам не опасен.

– Я получила отличную подготовку. Знаю шифровальное дело и микрофотографию. Я могу взять на себя связь с вашей агентурой.

– А-а...

– Вы так хорошо себя проявили, им будет обидно, если вы сорветесь. Пускай лучше это произойдет со мной.

– А мне было бы обидно, если бы сорвали...

– Не понимаю...

– Простите, я думал о другом...

– Да, – сказала она, – раз телеграмма была искажена, вы ничего не знаете и о радисте.

– Не знаю.

– Он тоже остановился в «Инглатерре». Его укачало. Придется найти жилье и ему.

– Если его укачивает, то может быть...

– Возьмите его счетоводом. Он изучал бухгалтерию.

– Но мне не нужен счетовод. У меня даже бухгалтера нет.

– Не ломайте себе голову. Завтра утром я все устрою. Для того меня сюда и послали.

– В вас что-то есть. Вы мне напоминаете мою дочь, – сказал Уормолд. – А вам помогают новены?

– Какие новены?

– Не знаете? Слава богу хоть за это.

Человек во фраке как раз кончал свою песню:

А я говорю, что зима – это май,И нету во мне никакой

корысти!

Голубые лучи прожекторов превратились в розовые, и танцовщицы снова взобрались на свои пальмы. За столами для игры в кости раздавался неумолчный стук, а Милли и доктор Гассельбахер, счастливые, как дети, пробирались на площадку для танцев. Судя по всему, Сегуре так и не удалось разбить их надежду повеселиться.

2

Уормолд проснулся чуть свет. Ему было слегка не по себе после шампанского, а фантастические происшествия вчерашней ночи уже вторгались в его деловое утро. Беатриса сказала, что он хорошо себя проявил – ее устами говорили Готорн и все эти люди. Он огорчился, подумав, что она, как и Готорн, принадлежит к тому же выдуманному миру, что и его агенты. Его агенты!..

Он сел за свою картотеку. Нужно было, чтобы к ее приходу карточки выглядели как можно достовернее. Теперь ему казалось, что некоторые из его агентов уж слишком неправдоподобны. Профессор Санчес и инженер Сифуэнтес безнадежно запутались в его сетях, и он не мог от них избавиться: оба уже вытянули по 200 песо на текущие расходы. Лопес тоже прочно занял свое место. Пьяный летчик кубинской авиалинии получил приличное вознаграждение – 500 песо – за сведения о строительстве в горах, но, пожалуй, его еще можно было ликвидировать, как человека не вполне благонадежного. Был тут и главный механик с «Хуана Бельмонте», который пил испанский коньяк в Сьенфуэгосе, – эта личность казалась вполне реальной, к тому же он получал всего семьдесят пять песо в месяц. Но были и другие, которые, как он опасался, могли не выдержать серьезной проверки; например, Родригес, который значился у него на карточке королем ночных притонов, или Тереса, танцовщица из «Шанхая», зарегистрированная как любовница министра обороны и одновременно директора почт и телеграфа (неудивительно, что ни о Родригесе, ни о Тересе Лондон ничего предосудительного сказать не мог). Пожалуй, лучше ликвидировать Родригеса – ведь каждый, кто хоть немножко знает Гавану, рано или поздно усомнится в его существовании. Но расстаться с Тересой просто душа не позволяла. Она была его единственной шпионкой, его Мата Хари [авантюристка, состоявшая на службе у германской разведки и расстрелянная французскими властями во время первой мировой войны]. Трудно было себе представить, что новый секретарь когда-нибудь попадет в «Шанхай», где каждый вечер в перерывах между выступлениями голых танцовщиц показывают три порнографических фильма.

Рядом с ним села Милли.

– Что это за карточки? – спросила она.

– Клиентура.

– Кто эта вчерашняя девушка?

– Она будет моим секретарем.

– Очень уж ты стал важный.

– Она тебе нравится?

– Еще не знаю. Ты же не дал мне с ней поговорить. Вы были так заняты вашими танцами и флиртом.

– Я с ней не флиртовал.

– Она хочет за тебя выйти замуж?

– Господи, с чего ты взяла!

– А ты хочешь на ней жениться?

– Милли, не говори глупостей. Я только вчера с ней познакомился.

– Мари – одна француженка, она учится у нас в монастыре – говорит, что всякая настоящая любовь это coup de foudre [любовь с первого взгляда (фр.)].

– Так вот о чем вы разговариваете в монастыре!

– Конечно. Надо же думать о будущем? Прошлого-то у нас нет, о чем нам еще разговаривать? А вот у сестры Агнесы есть прошлое.

– У какой сестры Агнесы?

– Я тебе о ней рассказывала. Она такая грустная и красивая. Мари говорит, что в молодости у нее была несчастная coup de foudre.