Наш общий друг (Книга 3 и 4)
Шрифт:
Тут Роксмит счел необходимым потребовать от жены очередного исчезновения, на что она покорно согласилась, сказав приглушенным голосом из своего тайника:
– Папа, ты помнишь, как мы с тобой толковали однажды о кораблях?
– Помню, друг мой.
– А разве не странно, папа, что ни на одном из тех кораблей не было Джона?
– Нисколько не странно, друг мой.
– Как же так? Папа!
– А вот так, друг мой. Откуда узнаешь заранее, что есть на тех кораблях, которые идут к нам и сейчас из неведомых морей?
Белла молчала, продолжая оставаться невидимкой, а ее отец продолжал есть и пить до тех пор,
– Я не могу так сразу убежать от вас, - добавил херувим.
– Просто грех не выпить за то, чтобы мы не последний раз праздновали этот счастливый день.
– Правильно! Еще десять тысяч раз отпразднуем!
– воскликнул Джон. Наливаю бокал моему сокровищу и себе.
– Джентльмены!
– начал херувим, как истый англосакс облекая свои чувства в форму спича и адресуясь к мальчишкам внизу, которые наперебой друг перед другом ныряли с головой в прибрежную тину за монетами в шесть пенсов.
– Джентльмены... и Белла с Джоном, вы, разумеется, знаете, что я не собираюсь утруждать вас своими разглагольствованиями по поводу имевшего места события. И вам не трудно угадать, каков будет мой тост и даже какими словами я его выражу. Джентльмены... и Белла с Джоном, это событие так меня взволновало, что я боюсь дать волю своим чувствам. Но, джентльмены... и Белла с Джоном, за то участие, которое мне удалось принять в нем, за то доверие, которое вы мне оказали, за то, что вы не сочли меня лишним, хотя, разумеется, в какой-то степени я лишний здесь, за всю вашу ласку и доброту примите мою сердечную благодарность. Ваше здоровье, джентльмены... и Белла с Джоном! И да позволят мне надеяться, что нынешний наш праздник не последний. Другими словами, джентльмены... и Белла с Джоном, пусть нам будет дано праздновать это счастливое событие еще много, много раз!
Закончив свою речь, добрейший херувим обнял дочь и побежал на пароход, который должен был доставить его в Лондон, а пока что стоял у плавучей пристани и старался во что бы то ни стало разнести ее вдребезги. Но счастливая парочка не хотела расставаться с херувимом, и не пробыл он на пароходе и двух минут, как они появились на набережной, высоко у него над головой.
– Папочка!
– крикнула Белла, зонтиком подавая ему знак, чтобы он подошел к борту, и грациозно склоняясь над парапетом.
– Да, друг мой?
– Больно я тебя колотила своим отвратительным капором?
– громким шепотом спросила она.
– Да нет, пустяки, друг мой.
– А за ноги я тебя щипала, папа?
– Так, самую малость, моя любимица.
– Папа, ты правда все мне простил? Прости, папа, умоляю тебя!
– Не то посмеиваясь над ним, не то плача, Белла взывала к нему так мило, так весело, так неотразимо и с такой искренностью, что херувим сделал умильную гримасу, будто его дочка была все еще маленькой, и сказал:
– Какая ты у меня глупышка!
– Прощаешь, папа, за все, за все прощаешь?
– Да, моя радость.
– И тебе не грустно уезжать одному, папа, тебе не кажется, что мы от тебя отступились?
– Да господь с тобой, жизнь моя! Нет, нет!
– До свидания, папочка! До свидания!
– До свидания, родная! Уведите ее, Джон, поезжайте домой.
И, опершись на руку мужа, Белла пошла вместе с ним по розовой дорожке, которую милостиво бросило им под ноги заходящее солнце. Ах! Выпадают же на нашу долю дни, ради которых
ГЛАВА V, где говорится о супруге нищего
Гнетущая мрачность, с которой миссис Уилфер встретила мужа по его возвращении со свадьбы, так громко постучала в дверь херувимской совести и так ударила в херувимские ноги, что люди менее озабоченные, чем наша трагическая героиня, ее дочь мисс Лавиния и почтенный друг дома мистер Джордж Самсон, видя столь шаткое состояние души и тела преступника, могли бы заподозрить тут что-то неладное. Но поскольку мысли всех троих были целиком поглощены свершившимся событием - замужеством Беллы, на долю перепуганного заговорщика, к счастью, не осталось ничего, и этому удачному обстоятельству, а никак не самому себе, он и был обязан своим спасением.
– Р. У., - обратилась к нему миссис Уилфер, величественно восседавшая в дальнем углу комнаты.
– Вы ничего не спрашиваете о своей дочери Белле!
– Да, действительно, голубушка, - сказал он с вопиющим по притворству спокойствием.
– Это серьезное упущение с моей стороны. Как наша... Вернее, где сейчас наша Белла?
– Ее здесь нет, - провозгласила миссис Уилфер, не разнимая сложенных на груди рук.
Херувим пролепетал что-то невнятное в смысле: "Ах, вот как!".
– Ее нет здесь!
– строго и зычно повторила миссис Уилфер.
– Короче говоря, вы лишились своей дочери Беллы.
– Лишился дочери Беллы, голубушка?
– Да! Ваша дочь Белла, - миссис Уилфер говорила таким укоризненным тоном, будто она не имела ни малейшего отношения к этой молодой особе, и упоминала о ней лишь как о предмете роскоши, которым Р. У. обзавелся вопреки ее советам.
– Ваша дочь Белла связала свою судьбу с нищим.
– Боже правый!
– Лавиния! Покажи твоему отцу письмо его дочери Беллы, - без всякого выражения, будто читая парламентский акт, произнесла миссис Уилфер и взмахнула рукой.
– Надеюсь, твой отец сочтет этот документ достаточным для подтверждения моих слов. Полагаю, твоему отцу знаком почерк его дочери Беллы. Впрочем, не знаю. Он может от всего отречься. Теперь меня ничем не удивишь.
– Отправлено из Гринвича, помечено сегодняшним числом, - отчеканила Неукротимая, ринувшись к отцу и сунув ему в руки это вещественное доказательство.
– Выражает надежду, что мама не рассердится, счастлива, вышла замуж за мистера Джона Роксмита, скрыла это, чтобы дома не было скандала, и, пожалуйста, расскажите все дорогому папочке, мне поцелуй, и хотела бы я знать, что бы ты сказал, если бы другой член нашей семьи поступил точно так же!
Р. У. прочитал письмо и чуть слышно пробормотал:
– Боже мой!
– Да! Теперь ничего другого не остается, как взывать к богу, замогильным голосом протрубила миссис Уилфер. Поощренный ею, Р. У. снова повторил свое "боже мой!", но результат этого повторения получился несколько неожиданный, так как язвительная супруга заметила с крайним раздражением:
– Это мы уже слышали!
– Да, признаюсь...Но, по-моему, голубушка, - после неловкого молчания робко сказал херувим, складывая письмо, - по-моему, нам надо примириться с этим. Ты не будешь возражать, голубушка, если я напомню тебе, что, строго говоря, мистер Джон Роксмит (насколько мне известны его обстоятельства) далеко не нищий.