Наш старый добрый двор
Шрифт:
Радиостанции союзных войск работали круглосуточно. В эфире было тесно. Шифрованные и открытые тексты, нервный писк морзянки, бесчисленные позывные — все это неслось над землей, точно нити перепутанной пряжи, и каждый радист старался ухватиться только за свою ниточку, вытянуть ее из общего клубка, не оборвать, пробраться по ней до самого начала и до самого конца, понять все и, если нужно, запустить в эфир свою ответную нить…
Берлин бомбила с востока советская авиация и с запада союзная. Он был в огне и в дыму. Казалось, что весеннее солнце покинуло его улицы и теперь
Именно в этот город в неуклюжем «майбахе» привезли остатки истребительного отряда гитлерюгенда, того самого отряда, что сумел удержать подступы к узлу обороны.
На темных от пыли и дыма фасадах берлинских домов проступали надписи:
«Наши стены разбиты, но сердца крепки!»
«Берлин останется немецким!»
«Капитулировать? Нет, никогда!»
Усталые мальчишки в слишком свободных для их нешироких плеч мундирах шагали по брусчатой мостовой. Редкие прохожие останавливались на тротуарах, смотрели им вслед.
— Адольф Гитлер — наш рыцарь, наш славный герой! — пели мальчишки. — Для Гитлера мы живем, и за него мы у-мирае-ем!..
Их разместили в тесной, пропахшей дезинфекцией гостинице. Раздали по бутерброду с настоящим маслом и по кружке жидкого кофе. За плотными шторами, за тонким оконным стеклом не спал город, громадный и одинокий. И вместе с городом не спал худой, коротко стриженный подросток с нервным, лишенным румянца лицом. Он отличился там, на изрытом снарядами плацдарме, — поджег три танка. Сам не знал, как это у него получилось и каким чудом удалось ему выйти живым из бушевавшего вокруг огненного шквала.
Звали подростка Фриц Нойнтэ. Он терпеть не мог свою фамилию, Нойнтэ. Его дразнили из-за нее Девяткой, Фриц Девятка…
Он не знал своих родителей. В приюте, когда подрос, ему рассказывали, что отец его был убит еще в тридцать втором году во время уличной стычки.
— Это был истинный немец, штурмовик, герой! Его убили коммунисты, люди Тельмана, пытавшиеся предать Германию. Запомни, Фриц Нойнтэ, это они сделали вдовой твою мать, добрую патриотку. Ей не удалось пережить горе, и вот тебя, круглого сироту, совсем еще малютку, привезли сюда, к нам. И ты стал сыном великого нашего фюрера, а значит, должен сделать все, чтобы отблагодарить его за заботы о тебе, Фриц Нойнтэ, запомни это, мальчик!..
За стенами гостиницы никак не мог заснуть каменный город. Тяжелая дрема навалилась на него, но тут же начинали выть сирены, и он просыпался и испуганно шарил по ночному небу мутными глазами прожекторов.
В тесном номере гостиницы никак не мог уснуть подросток по имени Фриц Нойнтэ. Ему мерещилась узкая берлинская улица и лежащий на тротуаре отец в коричневой рубашке, со свастикой на рукаве, убитый коммунистами отец, истинный немец, герой…
На следующий день Фриц Нойнтэ будет стоять под моросящим дождем на небольшой площади в центре Берлина. Площадь пуста. Лишь шеренга мальчишек в солдатских мундирах да черная цепочка эсэсовцев, перекрывших ближайшие
Потом подъедет автомобиль, и сутулый человек шаркающей походкой пересечет площадь. Он будет медленно идти вдоль замершей шеренги, всматриваясь в мальчишеские лица, кривя в улыбке тонкие бесцветные губы.
Остановившись возле Фрица Нойнтэ, он погладит его по щеке холодной подрагивающей рукой и скажет какие-то слова: Фриц от волнения не расслышит их.
Не отрываясь, он будет смотреть на бледные, с обкусанными ногтями пальцы фюрера, на Железный крест, который эти пальцы приколют к серому сукну мундира и, секунду помедлив, расправят складку над карманом.
— Как тебя зовут? — донесется сквозь звон в ушах.
— Фриц Нойнтэ, мой фюрер…
— Прекрасная фамилия! Девять — счастливое число, запомни это, Фриц Нойнтэ…
Последнее задание
В ночь на третье апреля Вильгельм Крюгер вылетел в Берлин. Задание выполнено — все, что представляло особую ценность, было вывезено его спецгруппой в заранее подготовленные тайники и надежно укрыто. Круг людей, посвященных в подробности этой операции, сузили до предела, убрав всех второстепенных исполнителей.
Крюгер справедливо предполагал, что не он один занят выполнением столь деликатных поручений. Кто-то работал параллельно, кто именно, знать не следовало. Опасно знать больше, чем это необходимо для выполнения полученного тобой задания, можно попасть в нежелательные свидетели, и тогда конец.
Не ведал он ничего и о том, что именно находилось в запломбированных металлических ящиках, которые его группа доставляла к тайникам. Может быть, архивы, а возможно, и золото или другие ценности, Крюгера это не касалось. Вес ящиков был примерно одинаковым, рассчитанным на то, чтоб ящик без особого труда смогли бы поднять за ручки и нести два человека.
Трехмоторный «Юнкерс-52», оторвавшись от бетонной полосы, взмыл вверх, круто набрал высоту и лег на курс. Горизонт гигантской дугой опоясывали зарева пожаров. Вальтеру казалось, что горит вся Восточная Пруссия, что огненное кольцо, неумолимо сужаясь, вот-вот обхватит каменную грудь Кенигсберга, и город исчезнет, расплавится, превратится в прах и пепел.
Как же получилось, что русские сумели все же прорваться через оборонительные пояса и выйти к побережью Фриш-Гофа, отбросить в море основные силы восточно-прусской группировки? Где, когда, кем была допущена ошибка в расчетах, и кто ответит за нее перед лицом германской истории?..
«Что ждет меня в Берлине?.. — Вальтер вынул из кармана френча пачку сигарет, но курить не стал, бросил сигареты на сиденье. — Меньше всего хотелось бы застрять там сейчас. Все, что угодно, только не это!..»
В Берлине его задержали всего на сутки. Тот же человек, с которым он встречался при получении первого своего задания, сухо кивнул, показал на кресло.
— Поздравляю вас, Крюгер. — Голос был монотонный и какой-то скучный. — Вы показали себя с лучшей стороны, вами довольны.
— Благодарю вас, господин группенфюрер!