Наша навсегда
Шрифт:
— Ты на их стороне! Вот как так? Как?
— Любят они ее, чего тут обсуждать?
— Да они ее замучили уже!
— Папа!
— Так, маленькая, пошли.
— Ну вот куда ты ее попер, дубина? Куда? Она что, ногами не может ходить?
— Пусть носят, хорошо же… Мужчины должны носить любимую женщину на руках…
— Мама! От тебя вообще не ожидал!
— Виталик, пошли, поможешь мне из погреба достать огурцы.
— Вот вы его, бабушка, там и закройте…
— Щенок ты разговорчивый! Да я тебя скорее закрою!
—
— Пошел вон! Заебал.
— Ну вот зачем вы так с ним? Он же переживает…
— Да заебал переживать! Чего ему переживать? Можно подумать, мы тебя мучаем! Малышка… Ножки раздвинь.
— Ох… Не так уж он не прав… Боже, ой! Что вы?..
— Малышка… Пошли скорей наверх, да? Камень, чего встал-то? Бабуля долго этого медведя сдерживать не сможет. Он и так нам не дал сегодня ночью всласть поиграть! У меня уже яйца звенят!
— А надо было тише, чего проворонил?
— Как чего? Увлекся! И вообще, мне нравится, когда малышка громкая!
— Ну вот и огребай теперь. Тишина была на тебе.
— Да блядь, хорошо ты, каменная морда, устроился!
— Не жалуюсь…
— Вы будете меня… э-э-э… любить? Или я пойду, может?
— Куда???
— Ой… Нет-нет-нет… Я сама сниму, сама! Опять порвете… Ай, Лешка! Бешеный!
— Охуеть, малышка… Охуеть… Оближи… Оближи мне…
— Ах…
— Мокрая. Маленькая, мокрая же!
— Я та-а-ак и дума-а-а-л…. Ты та-а-ак смотрела на нас… Блядь… Надо сваливать отсюда… От этого цербера… Потрахаться вообще не дает…
— Определенно… Маленькая, иди ко мне… Вот так… так… блядь…
— Леша… Леша, Леша, Леша… О-о-о…
— Красивая, малышка, красивая… А мне дашь сразу? С ним вместе? Я аккуратно… Я тихонько… Я… Ох, блядь…
— Сука-а-а-а…
Я закрываю глаза, полностью отдаваясь ритму, древнему, как этот мир. Они берут меня одновременно, двое моих самых горячих, самых невероятных, самых волшебных мужчин. Нанизывают меня на себя, смотрят в мое лицо, и глаза у них безумные.
Лис приподнимает, перехватывая по талии кладет татуированную ладонь на шею, чуть придушивая, мерно и мощно вбивается в меня сзади.
Лешка лежит на спине, покачивая меня на своем огромном члене, осторожно, идеально попадая в ритм. Наш общий ритм.
Его лицо плывет, потому что в глазах моих слезы наслаждения, и только взгляд не отпускает. Тяжелый, властный, жадный.
Мне так тесно, так остро сейчас, и волны удовольствия прошивают, не прекращаясь, мерным глубоким прибоем захлестывая от кончиков пальцев на ногах до макушки. Я ничего не соображаю, не понимаю, где я, и вскрикиваю на каждое мощное движение во мне, на каждый жестокий толчок.
Это что-то безумное, что-то невероятное.
Это невозможно описать. Только пережить. Прочувствовать.
Огонь их глаз, жадность их рук, ласку их губ. Грубость и такую правильную наполненность. До края. Через край. О-о-о…
На губы
— Тише… Тише, малышка…
— Блядь, Лис, разъебай! Опять упустил… Блядь…
— Ничего… Ничего… Вот свалим отсюда… И кайфанем… Покричишь для нас, малышка… Ох, покричишь…
— Блядь… Да-а-а…
Я умираю от жаркого шепота их и безумного обещания того, что будет.
Обязательно будет у нас.
Меня расплескивает на тысячи частиц, сливает с ними двумя, навсегда спаивает.
Так, как должно быть обязательно.
Когда меня отпускают, наконец, насытившись хоть чуть-чуть, я валюсь на тяжело поднимающуюся и опускающуюся грудь Лешки, ощущаю, как мягко гладит меня по спине лежащий рядом Лис.
Закрываю глаза в изнеможении.
— Опять проебал… — ворчит Лешка на Лиса, не успевшего в погоне за своим кайфом закрыть мне рот, — будет орать же…
— Похуй…
— Мальчики, не ссорьтесь… — бормочу я, — я с ним поговорю…
— Да вот еще, разберемся, — смеется тихо Лис, — малышка… Так хочу тебя еще…
— И я хочу…
— И я хочу… Но попозже. Я полежу… И пойду Ире звонить… У меня песня есть, новая…
— Нам потом напоешь…
— Ага…
Я закрываю глаза, убаюканная этой песней, возникшей в моей голове совсем недавно, словно бы ниоткуда.
Она, тихая, красивая, прозвучала среди ночи, словно меня кто-то толкнул в плечо.
Странный сон, который практически не запомнился. Только глаза женщины, водящей по моей ладони длинным ногтем.
Только слова ее: “Счастливой будешь, девочка. Они любить тебя будут так, как никто никогда не любил”.
Только эта мелодия, закругляющая, завихряющая все случившееся со мной в бесконечный калейдоскоп стремительно меняющихся картинок. Вечный калейдоскоп.
Словно сама жизнь.
81. Эпилог 1
— Большой, когда там Жнецы уже выйдут из тени?
— Да хер их разберет… — Большой тянется к бокалу с темным напитком, со вкусом его отпивает, заедает сигарой.
Бешеный Лис наблюдает это все с плохо скрываемым скептицизмом и нетерпением.
Знает, что, пока приятель не выдохнет после суеты большого города, который он, признаться, терпеть не может, пока не насмотрится на свои любимые елки, мать их, палки, толком ничего не скажет.