Наше послевоенное
Шрифт:
До этого я видела в пионерском парке рисующих детей - на большие листы ватмана, закрепленного на мольберте, они смело, широкими мазками наносили акварельную краску, она стекала вниз, и получалось необыкновенно красиво.
Я с замиранием сердца следила издали за ними и очень хотела приобщиться.
Мы с мамой зашли в школу, потом принесли рисунки, потом экзамены.
Я поступила в первый класс, получив на вступительных экзаменах четыре по рисунку (рисовать нужно было с натуры геометрические фигуры)
Если бы я получила пять по рисунку, то меня приняли бы во второй класс, и я успела бы закончить художественную школу-четырехлетку одновременно с обычной школой, сейчас я не успевала.
Первое время было очень скучно, пока ставили руку и учили рисовать квадраты и круги, но когда дело дошло до геометрических фигур (деревянные квадраты, пирамиды, цилиндры) стало интересно.
Алексей Иванович Месхи, наш учитель по рисованию, спустя месяца два после начала учебы, принимая от меня законченную работу, сказал:
– Никак не мог подумать, что Хучуа сделает такую точную штриховку.
В нашем первом классе художественной школы Володя Мнацаканов и я были из 9 класса общей школы, остальные дети, в основном мальчики, были много моложе, класса из 5-6. Естественно, что мы с Вовой начали быстро опережать своих малолетних одноклассников, хотя и у них был заметен прогресс.
В начале 9 класса к нам приезжал Хрущёв. Школьников вывели на улицы встречать главу государства. Мы долго ждали, а потом мимо нас в открытом автомобиле проехал усталый лысый человек. Сидя в машине, он слегка помахал рукой на наши приветственные крики.
Памятник Сталину в Батуми к этому времени уже снесли. Центральная улица Ленина шла от вокзала к бульвару и на входе на бульвар стоял на высоком постаменте памятник отцу народов, красиво вырисовываясь на фоне неба.
Когда развенчали культ личности в 56 году, памятник Сталину в Батуми остался стоять.
Мы переехали в Батуми в 1960 году, и я помню этот монумент. Но в какую-то ночь он вдруг исчез. Его демонтировали и вывезли. Сделали это тайком, в потемках, так как боялись волнений среди населения.
Грузины в основном иронично относились к новому вождю, но в нашей семье уважали Хрущева:
– Великое дело сделал Хрущев, он развязал языки, избавил народ от страха. Разве кто осмелился бы при Сталине рассказывать такие анекдоты,- говорила мама, и бабушка с ней соглашалась. Еще бабушке стали платить пенсию, не полностью, так как ей не хватало стажа, но все-таки 40 рублей платили, а это было большое подспорье в нашей семье.
– Хрущев дал маме пенсию,- защищала мама Хрущева, когда на него нападали в ее присутствии,- а кукуруза, ну да что ж, она в России не вырастет, как он не мог это понять?
Рассказывали, что когда в Тбилиси Хрущева угощали обедом, подали молочного
– Почему так рано зарезали, почему большую свинью не вырастили?
Грузины были шокированы таким отношением к блюду, которое подавалось только в лучших домах, было украшением национального стола, и если Хрущев просто пошутил, то никто этого не понял.
В начале девятого класса, стоя рядом с Даником и болтая о прошедших каникулах, я с удивлением обнаружила, что смотрю на него снизу вверх, хотя совсем недавно, еще весной, было наоборот.
– Надо же, с тобой неудобно разговаривать, высоко голову поднимать,- сказала я, со смехом, прервав свой рассказ.
– Еще бы, я вырос на 20 см, -ответил гордо Даник.
Подросли и другие ребята, только Арутик и Велик остались невысокими.
9 октября Я же сказала, что когда пойду в школу, то совсем не будет времени вести дневник. Так оно и выходит.
Школа, худшкола, теннис. Дни проходят, не успеваю оглянуться.
Сегодня больная. Не пошла в школу. Поэтому делаю эту запись.
М. Г. сказала мне, что введены золотые медали. Может быть мне следует идти на медаль? Не знаю. В данный момент у меня по химии 2, по истории 3.
Невесело!
В классе учится мальчик, Дато Диасамидзе, сын известного в городе хирурга.
Как-то раз, совершенно случайно, мы сидели с ним за одной партой на уроке черчения.
Дато считал своим долгом слегка заигрывать с девочками в классе, так, слегка. Совсем необязательно.
– У тебя длинный нос,- обратился он ко мне.
Я обиделась.
– Ну длинный, не длинный, но не длиннее твоего.
Дато скучно и он продолжает меня дразнить:
– Как не длиннее, ты только посмотри, конечно длиннее.
И он скашивает глаза на свою грушу, которая красуется у него посреди лица.
– Я вот вижу, мой нос короче.
Я понимаю, что он шутит, но если это не прекратить, то так это и останется, я буду девочкой с длинным носом.
Человек конкретных действий, я тут же хватаю линейку. Сантиметры бесстрастны и они скажут правду.
Я измеряю свой нос.
– Ты жульничаешь,- пристает Дато,- я вижу, как ты палец сдвинула.
– Ничего не сдвинула, меряй свой,- говорю я.
Дато уменьшает данные измерений ну просто в открытую, ситуация его забавляет, он рад развлечению. В азарте перепалки мы давно забыли про Ашота, нашего чертежника, - он чем-то занят там у себя за учительским столом.
Я начинаю мерить линейкой нос Дато сама, он лениво отталкивает мои руки и тут нас настигает разъяренный Ашот. Он минут пять стучал указкой по столу, призывая нас к порядку, и стучал совершенно напрасно. Ашот пишет мне замечание в дневник, а Дато выставляет за дверь.