Наше послевоенное
Шрифт:
– Не морочь матери голову, не заставляй ее тратить деньги. Задачи, которые мы решаем, не обязательно уметь решать, чтобы поступить, куда бы то ни было. Если тебе понадобиться помощь, приходи просто так.
В общем, Игинян отказался со мной заниматься, и сказал маме:
– Не слушай ее, она поступит, не волнуйся.
14 октября.
Жизнь, почему ты так сложна?
Как разобраться?
Как понять?
Как жить?
Вопрос тот стар,
Но дайте мне ответ
За что страдать, кого и как любить?
А может, сердце в броню льда
сквозь жизнь шагать,
Все рассчитать, все взвесить?
А может просто по теченью плыть
И ждать, что там судьба тебе отвесит?
Как милостыню ждут.
А жизнь манит, манит, И время все летит
И не найду ответа.
Как жить и для чего и жизнь вообще ли это?
И кто ж ответит, как и почему?
9 ноября.
Что и говорить, записи донельзя регулярные.
Прошли праздники и завтра уже пора в школу. Прошла первая четверть последнего года, у меня 2 четверки, но я не переживаю. Вообще неизвестно, стоит ли идти на золотую медаль. Писать особенно не о чем, да я и отвыкла как-то.
Очень хочется стать студенткой в первый же год.
Все дни проводим вместе с Зойкой и не скучно. Вдвоем нам хорошо, и мы никогда не ссоримся, всегда весело и интересно. После школы, возможно, придется расстаться, а как не хочется.
12 ноября. Опять срыв. Перешла к новой теме и абсолютно ничего не могу сделать. Все на точке замерзания. Не понимаю, не говоря уже о самостоятельном решении. Руки опускаются.
29 ноября. Иногда очень хочется стать писателем и хочется попробовать выйдет или нет. Но описать хочется какое-нибудь яркое, какое-нибудь выдающееся событие, а таких в моей жизни не происходит. Не на чем даже силы попробовать. Вдруг хорошо выйдет.
Месяц назад села и накатала длинючее письмо своей старой подруге, которой, между прочим, я первая перестала писать, а через 3 года вспомнила и вдруг так захотелось увидеть.( Люду Крохину)
30 ноября. Сегодня я решила выбрать себе профессию радиационной химии.
2 декабря. Ничего не выходит и я сегодня так упала духом, так раскисла, что самой в конце концов стало стыдно.
А чего раскисаю? Нужно трудиться. Чтобы достигнуть что-нибудь, а не киснуть. Трагедия! Задача не получилась - мир рушится. И вот ведь такие мысли всегда через несколько часов после того, как перебесишься, приходят.
17 декабря. Задали сочинение по литературе" Наш город в будущем". Написала, мама прочла - говорит на уровне 8 класса, не выше. Я прочла - правда, но переделывать не стала.
Тем не менее мое сочинение понравилось учителям и его читали вслух, мое и Даникино, причем Нине Костатиновне (наш завуч и преподавательница литературы) сочинение Даника понравилось больше, оно было интересно технически, сказывался будущий изобретатель, но Мария Георгиевна, лирическая душа, предпочла больше мое.
Я описала, какие в Батуми будут бело-розовые дома из туфа, какие будут шикарные гостиницы. Постоят фуникулер, и накатавшись в горах на лыжах, туристы спустятся по фуникулеру прямо на берег Черного моря. Омываемые прибоем, в море
В общем, море, горы, спорт, все удобства и мороженое.
Шота тоже читал мое сочинение и смеялся:
– Видно, не только кисель любишь.
Ясный солнечный день, Последний урок. История. Мы сидим в крошечном историческом кабинете на первой парте, причем стол учителя вдвинут во второй ряд и наша парта находится за спиной Михаила Ивановича, который объясняет урок.
Зойка его внимательно слушает, повернувшись к нему лицом, а ко мне спиной, она сидит у прохода, а я у стены. Мне скучно, монотонный голос учителя навевает сон, и Зойкина спина, на которой написано внимание, меня раздражает. Я тихонько тычу Зойку в спину, Она дергает плечом и не поворачивается. Я продолжаю тыкать и начинаю ее щипать. Зоя слушает урок и отмахивается от меня, как от мухи.
Михаил Иванович делает ей замечание. Я притихаю, а потом начинаю снова, и за пиджак, потом беру ручку и начинаю сверлить Зойкину спину ручкой.
Доведенная моими тычками до белого каления, Зойка поворачивается и с наслаждением вцепляется мне в волосы.
Я начинаю визжать, Михаил Иванович поворачивается и со всего размаху стукает Зойку журналом по голове.
– Прекрати, совсем одурела,- говорит он ей.
Михаил Иванович хороший знакомый Зойкиного отца и он с ней не церемонится.
Зоя уже можно сказать в слезах отпускает меня, пообещав расправится со мной на перемене. Удовлетворенная, что не дала подруге спокойно слушать, я затихаю и тихо дремлю за ее спиной.
Как-то на уроке встал Гиви и прочитал отрывок из учебника истории времен Сталина, а потом про тоже самое событие прочитал из современного учебника. Естественно, трактовка событий была совершенно противоположная. Класс затих и стал настороженно прислушиваться к разговору. Гиви спросил:
– А чему, собственно говоря, верить?
– Верить надо всегда более позднему учебнику,- последовал мгновенный ответ Кулиджанова.
И как много стояло за этой быстрой и четкой реакцией старого учителя истории, мудрого армянина, прошедшего войну человека.
Гиви иронически скривился, но Михаил Иванович не вступил в полемику и Гиви сел, недовольный.
Я и Даник за партой.
Тот же класс, тоже урок истории, но я сижу с Даником за одной партой.
В старших классах мы часто садились где попало, опоздаешь на урок и плюхнешься на любое свободное место, чтобы не пробираться по классу.
Я на что-то жалуюсь Данику, что-то у меня не получается на кортах, подача не идет. Даник слушает мою болтовню в пол уха, снисходительно, а потом говорит:
– Что плохому танцору мешает танцевать?
Я представляю себя во время танца, как я сбиваюсь с такта и путаюсь в ногах и говорю:
– Ноги?
– Можно и так,-соглашается Даник.
Мы слушаем урок, вдруг я догадываюсь, что имел в виду Даник, густо краснею и говорю
– Ну ты даешь...
Теперь краснеет он и говорит