Нашествие арабуру
Шрифт:
Кров они нашли в доме, заросший крапивой по самую прохудившуюся крышу, и стали держать совет. Выходило, что дело дрянь: соваться толпой в центр столицы было неразумно.
– Ясное дело, – многозначительно поддакнул дед Митиёри.
Шустрый был у Митиёри дед: с одним единственным черным зубом во рту, сухонький, легонький, как паучок, с седыми волосами, торчащими во все стороны, и в меру злой.
Учитель Акинобу посмотрел на него. Дед и его внук явно мешали. Но бросить их было нельзя, потому что они могли всех выдать. Да и генерал, как волк, косился в сторону, того и гляди, кинется воевать в одиночку из-за своей гордыни.
– Я вам сразу
Голос у него был надтреснутый, и Натабуре казалось, что дед вот-вот уйдет в область за Луной.
– Да, опасно, – согласился Акинобу. – Только в чем опасность?
– Как в чем?! Как в чем?! – вскипел дед Митиёри. – А энти?!!
– Кто энти? – учитель Акинобу решил прощупать деда. – Впрочем, люби Будду и поступай, как хочешь.
– Ты постой, постой, – понимающе ухмыльнулся дед. – Ты думаешь, что все понимаешь? Ты еще пешком под стол ходил, когда я поставлял в Яшмовый дворец шелк. Я здесь все дороги знаю. Потом энти самые летают…
Казалось, последний аргумент был самым весомым. Учитель Акинобу задумчиво помолчал и вдруг сказал:
– С тобой пойдет… – он посмотрел на всех по очереди, даже на строптивого генерала.
Никто не возражал.
Дед Митиёри обрадовался и хлопнул в ладоши:
– Вот это дело! Я вас куда хошь приведу!
Ой ли? – едва не усомнился Натабура и решил, что учитель выберет ему в помощники ловкого и сильного Баттусая, но Акинобу указал на Язаки.
– Язаки!
Из каких соображений он выбрал Язаки, Натабура так и не понял. Должно быть, Баттусай нужен Акинобу, чтобы, если понадобится, урезонить генерала Го-Тоба или еще для чего-то. Еще больше он его удивил тем, что отправил с ними деда Митиёри. Для маскировки, решил Натабура, и ошибся.
– Там, где молодому лень, старому есть пень, на котором можно подумать, – напутствовал их Акинобу.
Натабура даже немного обиделся. Разве я когда-нибудь подводил? – хотел возразить он, но в последний момент передумал. Вдруг учитель предвидит то, что мне еще не ведомо? Должно быть, я чего-то не понимаю.
– Дед, тебя как зовут? – спросил он, когда они отошли и крапива плотной стеной сомкнулась за ними: вот был дом позади – и нет дома.
– Меня-то? – нервно переспросил дед. – Ваноути. А что?
– Да ничего. Это не тот Ваноути?..
– Не тот, – перебил его дед.
Натабура ухмыльнулся, но не успокоился:
– Ваноути? Постой, постой, Ваноути, который прилюдно был порот на площади Цуэ[48] в день седьмой луны пятого года Рокухара?[49]
– Ну… – Ваноути на мгновение смутился. – Я.
– Лицезрел я твою голую задницу, – сказал Натабура и засмеялся.
Ваноути обиделся:
– Кто много смеется, тот мало видит!
– Ох-ох! – не мог упокоиться Натабура, хватаясь за бока.
Ваноути притопнул невесомой ножкой и заорал:
– Синдзимаэ!
– Ох-ох! – смеялся Натабура, вытирая слезы.
Даже Афра улыбнулся, показывая резцы. Язаки же из-за почтения к возрасту деда не подавал вида, что ему тоже смешно – уж очень потешно злился Ваноути.
– Бака![50] – орал Ваноути.
Его седые космы стали топорщиться, как у самого злого демона смерти, а черные, как угли глаза, метали молнии. Афра перестал улыбаться, покосился на деда и заворчал. Не любил он ничего необычного.
– Ладно, – сказал Натабура, немного успокаиваясь, – я пошутил.
– Шутить надо умеючи! – отрезал Ваноути и независимо пошел впереди всех.
Как известно,
Глава 2
Императорский лес
– Сейчас. Сейчас я вас, сердешных, всех выведу. Я здесь все знаю, – злобно бормотал Ваноути, что-то близоруко выискивая в траве, как ину[51], – где-то здесь… где-то здесь… сотни раз ходил ведь… О, Хатиман!
Они вскорости действительно ступили на желтую императорскую дорогу, которая вела прямо к Яшмовому и Нефритовому дворцам. Но это только так казалось. Под ногами скрипели песчинки, и жесткие сухие травы хлестали по руками. Нехожеными стали дороги и тропы, давно нехожеными.
Сам Натабура, как и прежде, не узнавал мест, хотя бывал в столице достаточно часто в те времена, когда они с учителем Акинобу бродили по стране из монастыря в монастырь. С тех пор минуло много лет. Так много, что Натабура и вспомнить не мог: то ли пять, то ли целых восемь. А может, и больше. Путался он в цифрах и никак не мог сообразить. Нет, должно быть, лет семь минуло, думал он, глядя на вековые деревья в окружении молодой поросли, которая скрадывала окрестности, делая их незнакомыми и таинственными, и там, где они вчетвером прошли дорогу за коку, им казалось, что они топчутся на месте целую стражу[52]. Последний раз он был в Киото два года назад. Но тогда ему было не до красот столицы Мира, потому что он искал Юку, а потом участвовал в государственном перевороте. Мало кто из тех людей выжил. Большинство из них в течение года настигла химицу сосики[53] и во имя закона заставила сделать сэппуку[54]. Стало быть, их всех с легкостью предал император Мангобэй. Но никто-никто не упомянул ни Натабуры, ни учителя Акинобу, ни Язаки, ни тем более капитана Го-Данго. Поговаривали, правда, о какой-то волшебной собаке, помогавшей бунтовщикам. Но разве собаку будут искать? Да и не до собаки потом было, потому что появились эти самые арабуру и трон под императором Мангобэй зашатался.
Заросшая травой желтая императорская дорога нырнула под кроны леса, и сразу же сделалось душно и парко – чувствовалось близость рек Ёда и Окигаву, которые сливались в центре столицы, образуя широкую и полноводную Каная. Лучи солнца плясали и вверху, и на листьях подлеска, и на кустах, путались в траве, и для непривычного глаза казалось, что все вокруг движется, заманивает и туда, и сюда, и ведет, чтобы закружить в чаще, извести, уничтожить, растворить и сделать частью себя. Как хорошо все начиналось, почему-то с сожалением думал Натабура, вспоминая Юку. Вовсю зудели комары и злобно кусались большие желто-оранжевые мухи. Афра прятался от них под папоротник и зарывался в иголки. От этого его желтая морда очень быстро стала походить на рассерженного ежа. А еще Афра фыркал и чесался, как шелудивый.