Нашествие
Шрифт:
Фаюнин приоткрыл один глаз, глянул, словно клювом ударил, и снова замер. И
только засуетившиеся пальцы обнаружили его волнение.
Ясно, Федору стало противно... и он вернулся домой. (Горячо и убежденно.) Слушайте, Фаюнин. Мне шестьдесят. Меня никто никогда не трогал. И я прошу господ завоевателей оставить мою семью в покое и теперь!
Он даже стукнул ладонью по столу, Фаюнин ловит его руку.
Ф а ю н и н. Да успокойтесь вы, Иван Тихонович. Голубчик, придите в себя, успокойтесь. Господи, да кто же вас обидеть собирается! Людей-то ведь нету... я да Кокорышкин на весь
Часы-кукушка в соседней комнате глухо кричат шесть раз. Окончательно
смерклось.
Не идут гости-то. Вот вам и точность немецкая.
Фаюнин намеренно молчит, а Таланов все не уходит. Его мучит подозрение,
что Фаюнину что-то известно.
Кстати, как вы решили насчет того письмеца?
Т а л а н о в. Это какого письмеца?
Ф а ю н и н. Написали бы, говорю, а дочка ваша, Ольга Ивановна, и отнесла бы, поскольку она и теперь с ним видается. С Андреем-то!.. А вот и гости сползаются...
Просочился откуда-то в щель длинный, со стоячими волосами и в слежавшемся сюртуке г о с п о д и н а р т и с т и ч е с к и х м а н е р и л о ш а д и н о й в н е ш н о с т и. Он поклонился в пространство и сел, сложившись в коленях. Впорхнули - т о л с т я ч о к с у н и в е р с и т е т с к и м з н а ч к о м на толстовке под руку с в о с т р у ш е ч к о й в м е л к и х бантиках. Они задержались у столика, а когда отошли, оказалось, что там уже обмахивается веером с т а р у ш к а в б а л ь н о м п л а т ь е, под которым видны подшитые валенки. Г о с т и двоятся и троятся, как шарики под чашкой фокусника, переставляемой с места на место. И между всеми уже носится с одухотворенным лицом, теперь даже шикарный К о к о р ы ш к и н. Таланов
кланяется. Фаюнин провожает его.
А Федору Ивановичу я и пропуск выхлопочу. Пускай хоть ночью в баню ходит... (Заслышав оживление в прихожей и заглянув туда.) Я это ему, пожалуй, и сам скажу. (Уходя с Талановым.) Принимай гостей, Семен Ильич!
Кокорышкин включает свет. Теперь видны и г о с т и второго плана, уже плакатные, с ограниченными маникенными движениями. Нерусская речь из
прихожей. Кокорышкин выглянул и даже будто уменьшился в размерах.
К о к о р ы ш к и н (молитвенно). Внимание, господа. Шпурре!
Все взоры обращены к двери. Быстро входит М о с а л ь с к и й.
М о с а л ь с к и й (конфиденциально). Господа... я должен предупредить друзей, что Вальтер Вальтерович является сюда сразу после работы. Вальтер Вальтерович не спал ночь. И потому лучше не раздражать его... громкой русской речью...
Тишина испуга. Кое-кто попятился к дверям.
Нет, зачем же... вы разговаривайте, общайтесь. Вальтер Вальтерович сам любит повеселиться.
Все затаили дыханье. Мелким шажком, точно его катят на колесиках, появляется плотный, кубического сложения ч е л о в е к с ж е л т о в а т ы м л и ц о м, в штатском, фиолетовых тонов и в обтяжку, костюме. Шея поворачивается у него лишь вместе с туловищем. На пиджаке, под сердцем, железный
К о к о р ы ш к и н (просветленно). Добро пожаловать, добро пожа...
Это производит впечатление выстрела из пушки в упор. Вострушка ахнула. Середина сцены опустела. Рыжая щетка усов у Шпурре становится перпендикулярно к губе. Лицо меняет цвет. Он испускает странный свистящий
звук. Помертвевший Кокорышкин пятится назад.
Извиняюсь, нет, нет...
Ш п у р р е (шагнув на него, как в пустоту). Ah, Himmelarsch!*
_______________
* Солдатское ругательство.
Кокорышкин жмется к столу, падают позади него бутылки. В его лице закаменелое выражение какого-то смертельного восхищения. Шпурре запускает
ему ладонь за стоячий воротничок. Суматоха.
Колесникофф?
Он, как перышко, поворачивает Кокорышкина спиной к двери и ведет его вытянутой рукой. Они уходят ритмично, как в танце, нога в ногу и глаза в глаза. Кокорышкин не сопротивляется, он только очень боится наступить на ногу Шпурре. Процентов на тридцать пять он уже умер. При выходе его, как дитя, перенимает рослый д и н с т ф е л ь д ф е б е л ь. Затем карьера Семена Ильича идет много быстрее. Откуда-то сквозь стену доносится его сдавленный и, скорее всего, удивленный вопль: "Николай Сергеевич!" И все стихает. Самый выстрел похож на то, будто кто-то гулко кашлянул на улице. В ту же минуту, покусывая усы, возвращается Ф а ю н и н. Он с первого
взгляда понимает все.
Ф а ю н и н (поискав глазами). Тут у меня старичок был такой. Где же он?
Г о с т ь-л о ш а д ь (в октаву). Прекратился старичок.
М о с а л ь с к и й (нервно поламывая пальцы). Пустили бы какую-нибудь музыку, господа.
Кто-то запускает аристон. Погромыхивая на стертых валах, звучит
полька-пиччикато. Ш п у р р е вернулся.
Ш п у р р е. Уфф! (И, странно, из него выходил дым при этом.) Он... пошел... домой. (С юмором.) Немножко!
М о с а л ь с к и й (тихо). Das war eine alte russishe Redensart*.
_______________
* Это было старинное русское выражение.
Мгновение Шпурре быковато молчит, потом разражается громовым смехом. Тогда уже и все начинают подсмеиваться над блистательной неудачей Кокорышкина.
Ш п у р р е (хохоча). Redensart? Ha, Trottel!*
_______________
* Выражение? Ха, идиот!
Входят т р и н е м е ц к и х о ф и ц е р а. Фаюнин аплодирует, гости следуют его примеру. На губах переднего офицера родится язвительная
усмешка.
П е р в ы й о ф и ц е р. Das ist ja das reinste Paradies*.
В т о р о й о ф и ц е р. So fern's, im Paradies Bordelle gibt**.
Т р е т и й о ф и ц е р (явно под хмельком). Aber, es scheint, wir sind in die Abteilung fur Pferde geraten***.
_______________
* Да это просто рай!
** Если только в раю имеются бордели.
*** Но, видимо, мы попали в лошадиное отделение.
Они залпом и металлически смеются. Шпурре скосил глаза.
Ш п у р р е (ворчливо). Hier hangt das Bild des Fuhrers, meine Herren!*