Наши мистики-сектанты. Александр Федорович Лабзин и его журнал "Сионский Вестник"

Дубровин Николай

Тем не менее 20 октября 1822 года последовал указ Сенату, в котором было сказано: «Вице-президент академии художеств действительный статский советник Лабзин отставляется от службы». — Князю A.Н.Голицыну повелено было сделать выговор Оленину [358] за неумение сохранить порядок в заседании и недонесение начальству, а гр.Милорадовичу приказано выслать Лабзина из столицы в деревню с запрещением выезда из нее без особого на то разрешения [359] . — «Если же, — писал кн.Волковский графу Милорадовичу [360] , — не имеет он никакого нигде поместья, то, по сношению вашему с управляющим министерством внутренних дел, избрать один из уездных городов отдаленной губернии для жительства его и отослать туда под особенный надзор, с запрещением выезжать из оного без особого на то Высочайшего разрешения».

358

Высочайшее повеление кн.Голицыну 20 октября. — Всеподданнейший рапорт кн.Голицына 10 ноября 1822 г. („Русская Старина" 1885 г. № 11, стр. 385 и 386). В письме кн.Голицыну от 7 ноября A.Н.Оленин писал: „Гнев государя императора праведен, ибо государь справедлив! — Мне, конечно, следовало прервав неуместную

речь Лабзина, вместо обращения оной в шутку, написать его слова в журнал и донести вашему сиятельству; но я не решился этого сделать — истинно из единого сострадания к ближнему. — Я подумал: «Лабзин наказан Богом тяжкой падучей болезнью! У него нет пристанища без службы, и я составлю несчастье того человека, который меня почитает своим врагом. — Нет лучше и этот крест я понесу на себе и не осрамлю академии художеств оглашением наглости, оказанной ее вице президентом».

359

Высочайшее повеление кн.Голицыну 20 октября 1822 г. „Русская Старина" 1875 г. № 10, стр. 294.

360

В письме от 20 октября 1822 г. „Русская Старина" 1885 г. № 11, стр. 385.

Никаких поместий y Лабзина не оказалось, и граф Кочубей избрал местом ссылки город Сенгилей, Симбирской губернии, преимущественно окруженный татарским населением, и коего полициймейстер (бывший улан, по имени Дзичканец) пользовался репутацией очень строгого человека... «Высылка этого человека, — писал Кочубей, — составляет теперь предмет всех разговоров и, можно сказать, что никто этим не удивлен» [361] .

Более всех удивлен был сам Лабзин, когда, 7-го ноября, узнал от графа Милорадовича о несчастии, его постигшем. Все случившееся он приписывал интриге Мартоса, желавшего и надеявшегося получить его место. Едва дотащившись до своей квартиры, Лабзин написал письмо Милорадовичу, в котором сообщал, что не имеет никаких средств для отъезда. Положение его в этом отношении было действительно безвыходное, и обстоятельства сложились так, что мнимый недруг его первый пришел к нему на помощь.

361

Всеподданнейшее письмо графа В.П.Кочубея 10 ноября 1822 г. „Русская Старина" 1881 г. № 12, стр. 881.

«Узнав вчера от вас, — писал A.Н.Оленин А.Г.Ухтомскому [362] , — что А.Ф.Лабзин, при крайнем его несчастии, находится в крайней будто бедности, я решился ему помочь по долгу христианскому, несмотря на великое огорчение, которое он мне нанес необдуманным своим поступком, и на многие другие огор-чения. Бог с ним! Он теперь несчастлив, и другого я в нем не вижу. И так, вот расписка моя в жаловании моем на 300 руб., ибо денег y меня теперь нет. Возьмите сию сумму посредством сей расписки y Д.И.Воробьева и отдайте А.Ф.Лабзину; но с тем, чтобы как он, так и его близкие отнюдь бы не знали, от кого сии деньги присланы. Скажите, что вы их нашли для него, а отдаст их, когда захочет. Я надеюсь на вашу честность и уверен, что вы меня не огласите. Прошу мою записку тотчас истребить».

362

„Русская Старина", 1875 г. № 10, стр. 295.

Получив деньги, Лабзин так и не узнал имени своего первого и самого искреннего благотворителя. Вслед за тем кн. A.Н.Голицын, имевший всегда от государя некоторую сумму денег для раздачи бедным, прислал ему 2 т. руб. на путевые издержки [363] . Знакомая г-жи Лабзиной девица принесла ей 800 руб., а бывший ученик академии - 200 руб., и с этими деньгами Лабзины отправились в путь.

Сборы в дорогу были непродолжительны и в 2 часа пополудни 13 ноября Лабзин выбыл из академии с женою Анной Евдокимовной и с воспитанницей Софьей Мудровой. В квартире его с вещами и мебелыо остались на временное жительство сестры его Анна и Елизавета Федоровны Лабзины [364] . Граф Милорадович прислал коляску настолько плохую, что в ней нельзя было доехать и до Царского Села. Один из приятелей дал свою карету, в которой Лабзин с семейством и сопровождавший его полицейский офицер и отправились в путь. В Тверь приехали, когда Волга стала, но переезжать по льду еще было пельзя. Hа утро лед был прорублен, экипажи перевезены на пароме, а путешественники перешли по льду. Под Москвой верстах в двух от ст.Черные-Грязи карета опрокинулась в ров; с Лабзиным случился припадок падучей болезни, а его супруга повредила себе ногу, и ее пришлось нести на руках до самой станции. В Москве все семейство Лабзина остановилось y его приятеля, известного доктора Мудрова, обязанного Лабзину помощью во время студенчества и занятий за границей. Будучи масоном, Мудров был связан долголетней дружбой с Лабзиным и передал ему на воспитание свою племянницу [365] , с которой Александр Федорович и приехал теперь в Москву. Мудров приготовил комнаты в своем доме для принятия гостей, испросил разрешение иллюминовать свой дом, встретил приезжих на крыльце с низким поклоном и оказал первую медицинскую помощь супруге Лабзина [366] .

363

Лабзин не упоминает об этих деньгах. См. „Pyс. Архив" 1892. № 12, 371.

364

Рапорт полициймейстера Жукова A.Н.Оленину от 13-го ноября 1822 г. Архив академии художеств, дело № 43.

365

Впоследствии вышла замуж за г.Лайкевича.

366

Воспоминания о Лабзине M.A.Дмитриева „Русский Архив" 1866 г. № 6, стр. 838.

На следующее утро к Мудрову явился полициймейстер, потребовавший, чтобы гости его немедленно выехали из первопрестольной столицы. Ни состояние здоровья супруги Лабзина, которую носили по комнате в креслах, ни порча кареты, требовавшей починки, не были приняты в уважение, и Лабзина гнали из Москвы, как заразу. Заменив карету двумя санными повозками, изгнанники отправились в дальнейший путь. На третий день они дотащились, почти по голой земле, до Владимира. Клязьма встала, но переехать по льду было еще нельзя, и губернатор разрешил Лабзину отдохнуть в городе двое суток [367] .

367

Письмо Лабзина кн.Голицыну 27 ноября 1822 г. из Владимира.

В

начале декабря Лабзии прибыл в Симбирск, где был встречен довольно сочувственно. «Вообще, — писал он кн.Голицыну [368] , — в моем несчастии я счастлив: меня привел Господь в такую губернию, которая отличается, кажется, согласием населяющих ее, — одного письма знакомого мне довольно было, чтобы всех расположить ко мне дружески. Многие просили полициймейстера уведомить их тотчас, как я приеду, и потому, лишь я въехал, стали являться ко мне люди с вопросами о моих нуждах и с предложением услуг своих. Некоторые даже ожидали меня в том трактире, где мне пристать надлежало. Но все это в губернском, а не уездном городе, из которых в одном, здешней же губернии, я не нашел ни калача, ни простого пива. Губернатор (которого вообще здесь хвалят) показался и мне человеком добродушным. Он, думая, что я сам местом жительства моего выбрал г.Сенгилей, удивился тому и, рассказывая мне о невыгодностях оного, предлагал даже ходатайство свое об оставлении меня в Симбирске, предполагая поводом к тому, что грузинские князья, присланные также к нему, и некоторые, без сомнения, опаснее меня живут в Симбирске. Но я, опасаясь, чтобы благорасположение ко мне добрых сердец не раздражило паче сердца моих гонителей, просил его сего не делать».

368

От „ " декабря 1822 г. из Сенгилея.

Из Сенгилея Лабзин отправил кн.A.Н.Голицыну письмо, в котором просил «приголубить» сопровождавшего его полицейского офицера, оказавшего многие услуги во время путешествия, и, повергая себя милосердию государя, просил ходатайства о сложении с него «тягостного гнева» императора.

В Сенгилее Лабзин и его супруга поместились в избе, состоявшей из одной комнаты, имевшей аршин восемь в квадрате, рядом с кухней, «откуда чад и тараканы беспокоят нас» писал он [369] . При 13 градусном морозе они сидели в нетопленой комнате и дрогли, не потому, чтобы дров не было или купить их было не на что, а потому, что труба лопнула, и поправить ее было некому. He говоря о том, что во всем городе не было архитектора, но даже каменщика, печника и трубочиста. За печником пришлось посылать за 35 верст к помещику, чтобы починить трубу и, в ожидании его приезда, дрогнуть. В Сенгилее можно было получить тогда многое даром, но за то часто и за деньги нельзя было достать того, что необходимо для самых первых потребностей жизни. Симбирский помещик Петр Петрович Тургенев, по старинной масонской связи прислал Лабзину воз домашних и другой лекарственных припасов, без которых обходиться было трудно. Когда, вскоре после приезда в Сенгилей, Лабзин занемог, то за доктором пришлось посылать в Симбирск; он приехал на другой день, прописал лекарство, но в городе не было аптеки, и надо было снова посылать в Симбирск. Таким образом прошло несколько дней прежде, чем можно было оказать первую помощь больному. Сравнивая свое прежнее положение с настоящим, Лабзин находил, что дешевизна в Сенгилее хуже дороговизны в каком-нибудь другом городе.

369

В письме 3.Я.Карнееву. «Pyс. Арх.» 1892г. № 12 стр. 368.

He имея средств к существованию. посланный туда, где трудами своими не мог снискать пропитания Лабзин, с полной покорностью жил «с тараканами в дыму и чаду» [370] .

«Ах! какая разность, — писал он Хвостову [371] , — между тем, чтоб учить и давать другим советы и исполнять то самому! Можно налагать на других бремена тяжка, а самому и пальчиком не пошевелить. Я сам около 40 лет проповедовал другим о крестоношении: может быть, востребовалось от меня показать тому пример на практике самым делом, и что ж? да будет воля Его! Я обнимаю крест, а не бегу от него. Слава Ему, слава Ему преблагому!» [372] .

370

Письмо его 3.Я.Карнееву «Pyс. Арх.» 1892 г. № 12, стр. 367.

371

От 29 января 1823 года.

372

Почти то же писал он и З.Я.Карнееву. См. «Pyс. Арх.» 1892 г. № 12, стр. 367.

— Я становлюсь историческим лицом — говорил Лабзин, — о котором судить будут потомки. Господь укрепляет немощные мои силы, и я твердо положил: что бы со мною ни последовало и хотя бы стало еще хуже, никого из человеков, а особливо из великанов земли об облегчении участи моей не просить, предавая себя в полную волю Отца моего небесного и доказывая им на опыте, что верующий и без их милостей жить может.

В Сенгилее Лабзин оставался до половины мая 1823 года, когда по ходатайству кн.Голицына и по просьбе оставшейся в Петербурге сестры его Анны Федоровны ему пожалована была пенсия в 2 т. рублей [373] и позволение переехать в Симбирск на жительство.

373

Такая же пенсия пожалована была и сестрам Лабзина.

Ни постигшее Лабзина несчастье, ни трудная, полная лишений жизнь в Симбирске не изменили его характера.

«По избранию ли, попущению ли Господню, — говорил он, — но около 40 лет я работником в Его винограде, и Его уже дело отрубить ли меня от лозы своей, как ветвь негодную, или отеребить ее, дабы больший плод принесла. A работники винограда Господня состоят под иными законами, часто не согласными с мнениями человеческими. Апостолы не могли бы исполнить порученного им дела, если бы слушались суждений и мнений человеческих, — их дело терпеть и страдать. Произнеся раз от всей полноты сердца то, что мы всякий день в церкви слышим: сами себя и друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим, я во всю жизнь мою старался иметь сие постоянным себе правилом. Посему ни за какими земными благами не гонялся, не человекоугодничал и вся моя жизнь была не что иное, как сплетение разнородных крестов, которых я не бегал. Все призванные в состояние Апостольское, — говорит г-жа Гион, — не должны заграждать уст своих молчанием от страха гонений, но должны говорить тем дерзновеннее. Терпение в гонениях есть вернейший признак обитающей в душе истины Божией. Терпение и постоянство более обратили людей в христианство, нежели самые чудотворения и кровь мучеников сделалась семенем христиан; ибо чудесам и сатана подражать может, но не терпению. He должно удивляться тому, что злоба человеков изгоняет служителей Божиих, кои сеяли благое семя; напротив того, зная, что и с самим Иисусом поступлено было так же, души Апостольские должны паче радоваться, нежели печалиться, видя себя осуждаемых, обвиняемых, изгоняемых и преследуемых правды ради.