Наши мистики-сектанты. Александр Федорович Лабзин и его журнал "Сионский Вестник"

Дубровин Николай

Лабзин не навязывал никому своих мыслей и не считал их непогрешимыми.

— В беседах наших, — говорил он, — могут встретиться мнения, не согласные с обыкновенными. Испытай их прежде, нежели осудишь, или отложи в сторону то, что не признаешь за истину, а возьми себе то, что тебе неподозрительно.

«Сионский Вестник» старался привлечь к христианству язычников, магометан и иудеев, привлекал верующих и неверующих; он являлся истолкователем религии для среднего класса людей и как противодействие религиозному либерализму или, лучше сказать, безверию нашего высшего общества.

«Мистицизм, — говорит г.Цветков [342] , — не был какой-либо особой сектой в смысле религиозном, а только известным направлением в христианском обществе. Учение Иисуса Христа,

возвышаясь над обыкновенной земной жизнью и всеми ее мелкими интересами, влечет ум и сердце человека в тот таинственный и идеальный мир, где он чистым и свободным приближается к Богу, отрешаясь от треволнений и забот жизни. Мученики христианства, менявшие все блага земли на страдание и смерть, пустынники первых веков, удалившиеся от прелестей жизни для уединенной постоянной молитвы, для голода, жажды и труда, — были не те же ли мистики, доводившие свои убеждения до осуществления на деле!»

342

„Духовный Вестник" 1862 г., т. II, 404.

Чистая мистика есть идеал истинно-евангельской жизни, по на одном созерцательном погружении в Бога нельзя построить не только церкви, но и никакого религиозного строя жизни, даже секты или школы. С другой стороны, мистика составляет необходимый элемент в области христианского учения и жизни, обусловливаемой сущностью Евангелия, но, как элемент не самостоятельный, в противном случае впадающий в заблуждение. Мысли о вечном откровении и вечном христианстве, о превосходстве внутреннего слова над Св.писанием, о бесполезности внешней церкви, — все это составляет увлечение и мистику нечистую. Чистая же мистика «развила в последователях внутреннее, сердечное и искреннее благочестие, которое не ограничивается исполнением внешних дел благочестия, но стремится достигнуть чистоты души и сердца, благодатного освящения всего человеческого существа» [343] .

343

„Православное Обозрение" 1872 г., № 6. См. ст. Смирнова „Русская литература о сочинениях с именем св. Дионисия Ареопагита".

«Сионский Вестник» увлекал наших отцов простотою изложения, доступной пониманию каждого и, по свидетельству многих современников, чтение этого журнала имело благотворное влияние на их нравственность: облагораживало душу и смягчало сердце.

— Во всех своих деяниях, — говорил Лабзин, — истинные мистики сообразуются с справедливостью, все делают бескорыстно для Бога, ближним служат усердно, искренно, охотно, не с другим каким намерением, как только чтобы исполнить волю Божию. Они живут тихо, уединенно, и все свои надежды устремляют к небесному своему отечеству. Строги к себе, снисходительны к другим; они не выставляют себя, но и не прячутся, когда их ищут. Послушны начальству, добродетельны и услужливы друзьям и врагам, малым и великим; совестливы в своих поступках, осторожны против всех нечистых побуждений и небесное уважают более земного. Язык их простой, без искусства, не ученый, язык уверенности и правды. Мистические писания объясняют, что происходит в душе человека, который решится истинно вступить на сей путь, показывают распутия, которых избегать должно, обманы и искушения, которым подвергается путник, и как поступать с ними. Они остерегают от пагубных обольщений духовной гордости, подкрепляют малодушных, умножают духовные силы. Одно y них всего важнее и о сем одном настоят они, как о главном деле, а именно: о совершенном предании своего сердца и воли Богу, о беспредельном уповании на Бога, крайней недоверчивости к самим себе и к собственным силам, через что укрепляются они в постоянном бдении и молитве. Вот учение так называемых мистиков. Читайте их писания, и вы сами в том уверитесь. Каждый истинный христианин есть мистик и каждый мистик есть христианин [344] .

344

„Сионский Вестник" 1817 г., ч. VI, стр. 61-67.

В конце прошлого и в начале настоящего столетия мистицизм явился протестом против упадка христианского благочестия, против преобладания формы и обряда, которыми прикрывалось отсутствие истинной религии. Он привлекал к себе той теплотой, которая ощущалась при чтении мистических книг и статей «Сионского Вестника» и была противоположна холодности, рутинности и равнодушию нашего духовенства. Большинство последнего коснело в невежестве, бездеятельности и было не двигателем, а тормозом всякому стремлению вперед.

Наше духовенство придерживалось старым православным традициям,

по упрямству и приверженности к букве. Во всяком нововведении оно видело нарушение предания и находило странным, что вопросами религии занимаются люди светские. Ревнители обрядового, внешнего благочестия защищали старину во что бы то ни стало, и мистические сочинения, трактовавшие о церкви внутренней, казались им написанными только с целью подорвать православие. Лабзин и другие переводчики, конечно, не имели этой цели, не посягали на православие, а желали только поднять религиозное развитие общества и расширить понимание религиозных вопросов. «Но для людей, которым печатный каждый лист быть кажется святым, достаточно было нескольких фраз, не совсем обычных, несколько смелых выражений протестантского автора, чтобы обвинить русского переводчика в явном намерении подрыть православие и ввести в России реформацию» [345] . Люди, смотревшие на дело более трезво, как например, Филарет митрополит московский, понимали заслуги Лабзина и ценили его.

345

Российское библейское общество. A.Н.Пыпина. „Вестн. Европы" 1868 г., № 11, стр. 237 и 241.

— Он был добрый человек, — говорил Филарет [346] , — только с некоторыми особенностями в мнениях религиозных. Мы ему говорили: сколько прекрасных вещей, которые бы можно было напечатать с пользой для других, не касаясь особенностей религиозных. Но он отвечал: всякая птица своим голосом Бога хвалит.

И Лабзин хвалил Его, как умел. В разговорах своих он обнаруживал такой широкий объем христианской религии, «которого я, — говорит M.А.Дмитриев [347] , — и не подозревал, такое согласие частей, такую связь духовного мира с вещественным, о каких я не только не имел ни малейшего понятия, но до чего даже и не подозревал возможности проникнуть и воображением, не только разумом. A его разум представлял все это просто и ясно, и основывал все на законах необходимости, и на законе, соединяющем видимое с невидимым, земное с небесным. Итак, думал я, есть наука религии — это для меня было большое открытие».

346

Дневник A. В. Горского. Издание 1885 г., стр. 106.

347

„Русский Архив" 1866 г., № 6, стр. 841.

Поучения Лабзина были назидательны и открывали свет многим, в особенности молодому поколению, воспитывавшемуся под его наблюдением и руководством. Таковы, например, известные художники: Солнцев, Витберг и другие, образовавшиеся в школе Лабзина и всегда с благодарностью о нем вспоминавшие.

— Суждения Лабзина, — говорил лютеранин Витберг, — об обрядах греко-российской церкви имели на меня большое влияние, и я решительно увидел, что ежели для церкви обряды нужны, то они всего лучше в греческой церкви [348] .

348

Записки Витберга. „Русская Старина" 1872 г., т. V, 521 и 522.

Многим он открыл путь к познанию Бога и истинного христианства, и его «Сионский Вестник» если не уничтожил, то значительно пошатнул влияние вольтерианства и энциклопедизма в русском обществе. Он возбудил любовь к чтению книг духовного содержания и к изучению основ истинной религии, ограничивавшейся прежде одним заучиванием текстов Священного писания, без понимания их внутреннего смысла и значения. В статьях «Сионского Вестника» ощущалась теплота чувства, и в них многие находили обильную пищу для души и сердца.

Конечно, как Лабзин, так и его последователи заблуждались во многом, но пока существует род человеческий, ошибки неизбежны. Каждый век имеет свои особые заблуждения, ему одному присущие, и напрасно мы стали бы утешать себя в непогрешимости перед судом потомства. Быть может, и нас упрекнут за односторонность, за мелочность и прозаичность жизни и слишком большое поклонение золотому идолу. Правильность человеческих поступков и мысли выясняется только постепенно, с годами, и притом с разных сторон и разными путями. На каждом из этих путей мысль оставляет частицы правды, которые в общей совокупности приближают нас к истине. Она одна, но способы достижения ее различны, разнообразны и часто сопряжены с увлечениями. He был изъят от этих увлечений и А.Ф.Лабзин; но, окончив свою литературную деятельность, он, конечно, вполне мог разделить слова, написанные в память его М.А.Дмитриевым: