Наши уже не придут 4
Шрифт:
Но вторые случаи были редки, потому что краснобаев и приспособленцев при прямых выборах во власть попадает существенно меньше, чем при административном назначении.
Партийное назначение — это самый страшный порок системы, с которым Аркадий был вынужден сталкиваться. Много непонятных людей, оказавшихся на посту непонятно как — советская власть существует всего неполные одиннадцать лет, а такие деятели от партии уже активно проникают во властные структуры. В армии он такого не допускал, а вот на гражданке это устойчиво цвело и густо пахло…
И каков был контраст с Советами: непонятных субъектов не ленились отзывать, разбирать на собраниях избирателей, после чего голосовать за новых народных депутатов — другое дело, что они не очень-то много и могли. До поры до времени.
Немиров видел в этом рабочую систему — отобранные через шесть этапов депутаты, которых избиратели могут отозвать на любом из этих этапов, проходят своеобразный положительный отбор. При партийном назначении отбор отрицательный — на основе личной лояльности, что приводит только к известно чему.
Это нормально, что уже зреет заговор партийных функционеров, которые совсем не уверены, что удастся сохранить свои посты. Но оставалось только ждать, пока они сделают первый шаг — Аркадий ждёт этого, параллельно крутясь, как хомячок в колесе.
— Я рад, — слабо улыбнулся Ленин. — До меня дошли сведения, что против тебя зреет
— Да? — изобразил Аркадий удивление.
— Я знаю, что ты запретил сообщать мне об этом, чтобы не нервировать, но у меня есть свои источники, — произнёс Владимир Ильич. — Если я верно всё понимаю, ты ждёшь их первого шага, который они сделают уже очень скоро. Тебе не хватает дипломатической тонкости, Аркаша — ещё три недели назад этот кризис можно было преодолеть без лишнего насилия, но ты сам ведёшь эту ситуацию к тому, что прольётся лишняя кровь.
— Я не знаю, как можно избежать крови, — пожал плечами Немиров.
— Поэтому я и утверждаю, что тебе не хватает дипломатической тонкости, — грустно улыбнулся Ленин. — Но я рад, что не ошибся в выборе лучшего из худших — по крайней мере, ты не стал рубить с плеча и физически истреблять всех потенциальных заговорщиков. Впрочем, твой метод лишь чуть лучше. Ты ведь хочешь легитимизировать репрессии?
— В каком-то смысле, да, — вынужден был согласиться Аркадий. — Но это лишь часть задачи, причём самая малая. Основная часть — это выявление как можно большего количества заговорщиков.
— Нужно было договариваться, — с сожалением изрёк Ленин.
— Вряд ли бы у меня получилось, — произнёс Немиров. — Да и поздно теперь.
— Да, — согласился Владимир Ильич. — Теперь уже слишком поздно.
Примечания:
1 — О тоталитаризме — в эфире рубрика «Red, зачем ты мне всё это рассказываешь?!» — вообще, это интересная штука — тоталитаризм. Изначально его придумали, чтобы как-то обозвать явление, появившееся в Италии при Муссолини, а затем в Германии при Гитлере, но потом кому-то в голову пришла генитальная идея присовокупить к этому ещё и сталинский СССР — типа, это всё одного рода явления, социализм, фашизм, нацизм — это всё плохие дяди, тотально контролирующие вверенные им общества, чтобы люди там не могли ни вздохнуть, ни пёрнуть. Идея-то, на самом деле, простая: поискать схожие признаки, набрать их достаточное количество, после чего заклеймить какую-либо страну «угнетателем свобод», «тоталитарной цитаделью зла» и так далее. Западные демократии видели худшим проявлением тоталитаризма ущемление индивидуализма, частной собственности, дискриминацию по расовому или политическому признаку и так далее. Только вот если слегка поскоблить сами эти западные демократии, то сразу можно увидеть, что они и сами прекрасно подходят под критерии тоталитарных обществ. Например, США — как коммуниста тебя в уже в 20-е или 30-е могли неплохо так «отменить», а в 50-е и вовсе политически репрессировать, а если ты ещё и негр, то вообще вешайся. Расовая сегрегация — это то самое бревно, которое американцы до сих пор предпочитают не замечать у себя в глазу, но с готовностью ткнут пальцем в любой глаз, в котором видят угнетательскую соринку. По критерию угнетения индивидуализма и расизма США тех лет гораздо ближе к Третьему Рейху, чем может показаться. Факта политических репрессий в СССР это не отменяет, но, как бы, не надо подводить к мысли, что это вот была тёмная империя зла, где всё плохо, нет предпринимательства, чести и даже пива, а вот в США всё это есть и вообще лучший в мире страна, а в другой страна проживай… кхм-кхм. Так вот. Тоталитаризм, по большей части, верен в отношении Италии Муссолини и Германии Гитлера — там реально заглубляли контроль, а всякие конституционные права считали чем-то нехорошим и ненужным. То есть, ключевой момент — в этих странах какие-то права были, какие-то свободы имелись — их у населения отнимали «для общего блага», под радостное улюлюканье этого самого населения. В СССР же никаких прав и свобод не забирали — сравнивать можно с царскими временами. Царский режим, кстати, тоже отлично подходит под критерии тоталитаризма, ровно те, которые придумали в просвещённой Европе и чуть менее просвещённых США. И если отсчитывать со времён царя, то права и свободы в СССР только прибавлялись, становилось можно больше — уровень жизни, после устранения последствий Гражданской войны и интервенции (в том числе и с помощью НЭП), только рос, население резко пошло в плюс, и, как отметил Сталин, «жить стало лучше, жить стало веселей». Только вот в политику лезть было нельзя — это предполагалось оставить «разбирающимся дядям». Именно при Сталине начала отчётливо проявляться та самая номенклатура, которая потом переродилась и продала СССР с большим дисконтом, а не вдруг, ни с того ни с сего, при Хрущёве. Увы-увы, для свидетелей беспорочного Сталина, в том числе и при нём были заложены опорные точки для последующего развала СССР. Ну не мог Хрущёв просто взять и всё скорраптить за такой короткий срок — он был слишком тупым для такого. Но вернёмся к тоталитаризму. У меня есть любимый писатель-фантаст — Збигнев Казимир Бжезинский. В 1956 году он, вместе со своим наставникам Карлом Фридрихом, провёл «эмпирическое» сравнение тоталитарных режимов Италии, Германии и России, после чего выработал сначала шесть признаков тоталитаризма, а потом ещё два, но тема оказалась благодатной, поэтому их теперь четырнадцать. Предлагаю пробежаться по ним и проверить одну небольшую страну на соответствие с ними. 1. Наличие одной всеобъемлющей идеологии, на которой построена политическая система общества — сейчас это либо все, либо никто. Кто-то говорит, что сейчас ни у кого идеологии нет, но это неправда. В США есть неолиберализм и они ему следуют — больше там доминирующих идеологий нет. 2. Наличие единственной партии, — как правило, руководимой диктатором, — которая сливается с государственным аппаратом и тайной полицией — в США есть целых две партии, которые прямо максимально слиты с госаппаратом и тайной полицией. В принципе, под это тоже можно притянуть любую ныне существующую страну. 3. Крайне высокая роль государственного аппарата; проникновение государства практически во все сферы жизни общества — тут Бжезинского винить сложно, ведь в 1956 уже оформилась экономическая доктрина неолиберализма, подразумевавшая, что государство вообще никуда не лезет и даёт рыночку порешать, но сейчас Штаты, как государство, систематически лезут во все сферы жизни рядовых граждан, что этим рядовым гражданам очень не нравится. 4. Отсутствие плюрализма в средствах массовой информации — я бы мог рассказать здесь о «soft power», который практически полностью исключает плюрализм в СМИ, что нагляднее всего видно сейчас, но я не буду — политическая повестка у СМИ в США есть и это факт. И всегда была. 5. Жёсткая идеологическая цензура всех легальных каналов поступления информации, а также программ среднего и высшего образования. Уголовное наказание за распространение независимой информации — в период маккартизма было, а с программами образования в США история известная — даже сами американские политики высказываются, что история США —
Глава девятнадцатая
Наш сукин сын
*9 мая 1928 года*
— Судя по всему, началось, — произнёс Дзержинский.
Надежды на то, что они не решатся, увы, не оправдались.
Подразделения 7-й механизированной дивизии уже сформировали кольцо вокруг Москвы, а к Кремлю движутся два батальона 4-го ударного полка — 1-й и 3-й.
В своё время, многие из офицеров этой дивизии, тогда ещё не существовавшей, были разагитированы лично Каменевым — естественно, что они питают к нему некоторую степень привязанности.
Льву Борисовичу нетрудно было убедить их, что произошедшая смена председателя СНК — это и есть уже состоявшийся государственный переворот, в результате которого вполне здоровый Ленин отстранён от власти и изолирован в Горках. То есть, происходящее сейчас — это, в понимании красноармейцев, борьба с контрреволюцией.
«Старые большевики» возглавляются триумвиратом Каменева, Зиновьева и Антонова-Овсеенко. Последний — это самый непонятный лидер мятежников.
Если со Львом Каменевым, Григорием Зиновьевым, Евгением Преображенским, Михаилом Томским, в принципе, всё понятно — они могли потерять всё, то вот Владимир Антонов-Овсеенко, относительно недавно отученный в Казанском бронеавтомобильном училище, от реформы, вроде бы, не терял ничего. Но он поддался уговорам и повёл вверенную ему дивизию на Москву…
Антонов-Овсеенко в его памяти не вызывал никаких ассоциаций, он узнал о таковом уже здесь — он отучился во Владимирском пехотном училище, тогда ещё Санкт-Петербургском пехотном юнкерском училище, в 1904 году.
Во время Русско-японской войны дезертировал и перешёл на нелегальное положение, после чего вновь возник в Варшаве, где в 1905 году поднял на восстание два пехотных полка и одну артиллерийскую бригаду, но там его арестовали и посадили в варшавскую тюрьму. Его ждал столыпинский военно-полевой суд, но он бежал и скрылся в Австро-Венгрии. Потом он поехал в Санкт-Петербург, его поймали в Кронштадте, но не расстреляли, так как он представился другой фамилией. В итоге оказался во Франции.
В Россию он вернулся в 1917 году, после Февраля, в составе «межрайонцев». То есть, большевик из него сильно так себе и это было видно изначально…
«В итоге имеем: первое военное образование получил в начале века, реального боевого опыта не имеет, но с подачи Каменева получил современное военное образование в Казани», — мысленно подытожил Аркадий. — «У него есть целая дивизия, которая ещё не знает, что уже попала в окружение».
Он считал весьма высокой вероятность того, что Каменев договорился с Антоновым-Овсеенко лично, пообещав какие-то головокружительные преференции в случае успеха предприятия.
ОГПУ не всесильно, подробности договорённостей верхушки заговора неизвестны, но известно, что весь этот заговор — это акт отчаяния. Если Каменев имеет какие-то шансы сохранить должность председателя Всесоюзного ЦИК по итогам выборов, то вот остальные…
Феликс положил трубку.
— Всё, они проходят через Спасскую башню, — сказал он.
И ровно в этот момент началась стрельба.
Заговорщики договорились с генерал-лейтенантом Жигарёвым, командующим городскими силами НКВД — их пустили в город якобы для усиления охраны Кремля. Они проникли очень глубоко, ведь у них везде были очень правильные знакомства.