Наши зимы и лета, вёсны и осени
Шрифт:
– У Доктора много работы, – говорю я. – Ты же видел, какая к нему всегда очередь.
Ты вздыхаешь:
– Я понимаю…
А на дворе – опять весна! Ноябрьская весна! Она растопила сугробы, залила город апрельским половодьем…
– Может, мы и вправду живем на Меркурии?… – задумчиво усмехаешься ты. – Тогда уже не неделя прошла, а целых семь лет! Срочная телеграмма: «Заеду через семь лет. Доктор.» Срочная!…
Ты хохочешь. И я не могу понять, действительно ли тебе так смешно?…
…А
На пороге стоял Доктор. С ослепительными гвоздиками в руках!…
– Простите, что заставил себя долго ждать.
Он улыбнулся просто, по-дружески, как старый-старый знакомый. И вошёл в наш дом, внеся с собой запахи дождя и весны. Гвоздики тоже пахли весной. Я пыталась вспомнить, когда мне последний раз дарили цветы – и не могла…
– Ну, здравствуй, Антон! Вот я и пришёл к тебе в гости. Давай руку!
Ты протянул по привычке левую, с уже окончательно зажившим пальцем.
– Да нет, правую давай! – засмеялся Доктор.
Ты смотрел на него с любопытством и слегка растерянно: по-моему, не совсем узнавая его. Без привычного халата и хирургической шапочки Доктор казался нам незнакомцем, и мы с трудом привыкали к его, новому для нас, облику. Веселый, синеглазый, с русым ежиком непослушных вихрастых волос над высоким лбом.
Наш гость скинул легкую куртку, забрызганную дождем, открыл портфель и подозвал тебя:
– Долго думал, Антон, что бы тебе подарить такое… Смотри! – он осторожно вынимает и кладет тебе на ладонь огромную морскую звезду…
– Я её сам достал, – говорит Доктор. – Со дна Японского моря.
– А что ты там делал? Нырял? – живо спрашиваешь ты, и я вижу, что наконец-то ты узнал в весёлом незнакомце нашего Доктора.
– Был с экспедицией. Как врач. А работал водолазом. Фотографировали морское дно. Ты был когда-нибудь на море?
– Был, с мамой, в Крыму. Я там камни собирал. И черепочки разные.
Хочешь, покажу?
Ты берешь Доктора за руку и тянешь в комнату. И смотришь на меня виновато и умоляюще:
– Нам пообщаться нужно…
– Ладно, ладно, общайтесь, – смеюсь я.
И иду на кухню готовить ужин. Мне остается заняться своими делами и радоваться твоей радости: ты дождался своего гостя! Только сейчас, слыша, с какой жадностью набросился ты на Доктора, я понимаю, как не хватает тебе общения, как жаждет твоя душа новых встреч. Хотя ты сам и не осознаешь ещё этого…
– Из твоих сочинений, Антон, мне больше всего понравилось «Про любовь без печали», – говорит Доктор. – Только разве так бывает – любовь без печали?
– Любовь всегда без печали, – уверенно говоришь ты.
– Если бы так… Антон, а почему
– А я их сейчас не поливаю. У них зимняя спячка, как у черепахи.
Там стенка холодная, вот мы их туда и поставили.
– Зачем?
– Так нужно. Холодная и сухая зимовка – чтобы зацвели. Так в книжке написано.
– А у моей бабушки есть кактус, мы круглый год сливаем в него что попало и никакой зимовки не устраиваем – и цветет каждый год!
– Ну уж это я не знаю…
– Антон, а кто у вас играет на скрипке?
– Мама. Только она не играет. Она мне пантомиму показывает с этой скрипкой. И с этим зонтиком. Видишь, он весь в заплатах? Это мама нашила. Они все разноцветные… Вот открой, пожалуйста. Видишь? Он огромный, как дом. Я иногда под ним живу…
– Значит, твоя мама артистка? – спрашивает Доктор.
– Почему артистка? – недоумеваешь ты. – Моя мама рецензент. Она пишет рецензии на разных поэтов. А артисткой она давно хотела быть, когда меня ещё не было…
– Ты любишь цирк, Антон?
– Цирк? Не выношу! Там такой грохот, голова трещит!
– Почему же у вас афиши цирковые кругом?…
– Это наш Клоун. Мы с мамой его любим.
– Ты любишь этого клоуна?… Хм… Ты что-то путаешь, Антон. Этот клоун давно умер, тебя ещё на свете не было.
– Я знаю. Мама мне рассказывала. Это потому, что он много работал, и у него сердце не выдержало. Но мама говорит: если кого-то любишь, если очень сильно любишь, – он не умрет.
– Твоя мама права…
– А ещё один художник недавно умер. Видишь, это его картины. Это он нам подарил. Он был старый-старый, прямо древний! Но ни капельки не старик. Он нам дыню привез, я помню… Огромную, как… как дом!
Мы её целый год ели! Шутка, конечно… Видишь, это «Коты на крыше». Эта крыша есть на самом деле, мама мне показывала… Это – «Сиреневая лошадь».
– А почему лошадь сиреневая? – спрашивает Доктор.
– А какой она должна быть? – удивляешься ты.
– Хм…
– Мама очень плакала, когда он умер. А я ей говорю: «Ты чего плачешь? Ты же сама говорила, что смерти нет». А она всё равно плачет…
– Наверное, любви без печали всё же не бывает, – говорит Доктор.
И ты недетским вздохом вторишь ему. На несколько минут в комнате воцаряется молчание. И тут, спохватившись, ты восклицаешь:
– А камушки!… Я и забыл вовсе!
Звук выдвигаемого из-под тахты чемодана. Щелкают замки…
– Видишь, какой красивый черепок? Это мы сами раскопали на раскопках!
В крепости. А это кусочек Сахарной Головки. Это такая гора в Крыму.
Это вот полынь… Понюхай, как пахнет!