Наши зимы и лета, вёсны и осени
Шрифт:
– Здорово. Я тоже люблю полынный запах… Антон, а почему ты в сад не ходишь?
– Так я не детсадовский. У меня прививок нет.
– Как же ты в школу пойдешь?
– А зачем в школу?
– Как «зачем»? Научишься читать, писать.
– Так я это всё умею. Я с двух лет читаю. И пишу. И считаю скорее мамы. Она меня всегда в магазин берет, чтобы я считал.
– Наверное, скучно дома одному?
– Одному? Никогда не скучно! У меня столько дел!…
– Какие же у тебя дела?
– Много дел! Я инфузорий в банках развожу. Я их изучаю.
– А, кроме инфузорий, ты что ещё любишь?
– Звёзды! Инфузорий и звёзды! А ещё на свечку смотреть… А ты?
– Я свою работу люблю. Море. Хорошие стихи люблю. Но мне, в основном, другую литературу приходится читать, по медицине. Я всегда врачом хотел быть, с детства.
– А я буду протозоологом! – Говоришь ты. – Инфузорий изучать буду. А ещё буду продавцом кваса! Я квас ужасно люблю. Я сразу из двух бочек продавать буду: из одной продавать, а из другой сам пить!
Доктор смеется.
– А какие у тебя ещё дела? Ты говорил «много».
– Ещё мы с мамой пишем рецензии.
– Но это же мама их пишет.
– Нет, мы вместе! Мы всё вместе делаем. Я всегда рукописи читаю. Мама и попечатать мне иногда разрешает. Когда она обед готовит, она мне диктует, а я печатаю.
– А ты сколькими пальцами печатаешь? Двумя?
– Зачем двумя? – удивляешься ты. – Одним! Второй мешать будет. Одним гораздо скорее. Тра-та, та-та, та-та, та! И готово. А ещё я пишу про Самболюнию.
– Кто такая Самболюния? – удивляется Доктор.
– Это страна такая!
– Что-то не слыхал о такой стране.
– Это моя страна. На планете Маль. Я там живу.
– Хм… Ты «Маленького принца» читал?
– Нет. А про что?
– Про одного мальчика. У него тоже была своя планета.
– Расскажи.
– Я плохо рассказываю, Антон. Я лучше привезу тебе в следующий раз эту книгу.
– А когда ты приедешь ещё?
– Ох, Антон… Трудно сказать.
– Работы много, да?
– Очень много. Знаешь, во сколько я спать ложусь? Не раньше часу ночи.
– А моя мама иногда в четыре утра! – с гордостью говоришь ты. – Моя мама – сова!
– Значит, ты понимаешь, что значит «много работы».
– Я понимаю…
…А потом мы пили чай. И ты сказал: «Давайте зажжём свечу».
И зажёг свечу. И мы смотрели на огонь, и Доктор рассказывал нам о своей работе, о том, что он изобрёл новый способ обезболивания, такой, чтобы без укола. «Дети не должны испытывать боли», – вновь повторил он, и я поняла, что это – его главная мысль, и этой мысли подчинена вся его работа, вся его жизнь. «Главное в моей жизни – это работа, – сказал он. – Нужно очень много успеть сделать».
Ты берёшь ложку и окунаешь её в пламя свечи…
– Что ты делаешь, Антон?
– Мне интересно: можно ли вычерпать огонь?… Как чай из чашки.
– В самом деле, – говорит Доктор, – можно ли вычерпать огонь?…
Лицо
– Нет. Наверное, мне никогда не понять этого, – говорит он.
– Вы о чём, Доктор? – спрашиваю я.
– О скрипке. Об афишах на стене… Можно ли быть настолько обращенной в прошлое?
– Прошлого нет. Всё наше – с нами.
– Смотрите! Смотрите! Не вычерпывается!… Никак не вычерпывается!…
Никогда не забыть мне твоё ликующее лицо, озаренное трепещущим пламенем свечи, и твой ликующий возглас, который и был (хотя ты сам о том не ведал) истинным ответом на вопрос Доктора. «Огонь не вычерпывается!…»
И грустное, и виноватое лицо Доктора, который стоит у двери, уже в куртке, уже с портфелем. А ты даже не замечаешь, что он уходит, и продолжаешь рассказывать:
– В Самболюнии есть ещё такой город, – говоришь ты быстро, захлебываясь, – город Мунт. Он самый старый, почти одни развалины… Люди уже оттуда ушли. Там только живет птица Голофомэ. Она клюет красные ягоды фонтоса. Ты знаешь, что такое фонтос? Это такой куст…
А Доктор всё грустнее и грустнее. И он говорит, не столько тебе, сколько мне:
– Я знаю: к тем, кого приручил, надо приходить вовремя, – говорит он. – Но я не могу сказать, когда я приду…
И мы, два взрослых человека, боимся взглянуть в глаза друг другу. «Дети не должны испытывать боли…»
И он уходит. Наш Доктор уходит. И мы опять остаемся одни.
Над городом осенний циклон…
Глава 14
Малыш
– Расскажи про то, как я был маленьким.
– Но ведь я тебе уже рассказывала…
– Расскажи ещё.
И я начинаю рассказывать тебе истории, которые ты давно знаешь наизусть. Ты даже подсказываешь мне, если я что-то подзабуду: «А теперь про зайца», «А теперь про то, как я сажал цветы…»
Я смотрю на тебя, долговязого отрока, с быстрыми умными глазами, порывистого и грациозно-угловатого, тебе уже девять лет, и мне почти не верится, что розовощекий малыш, лукавый и таинственный, забавный и трогательный, перестал существовать, став тобой нынешним. Мне кажется, что где-то – не в прошлом, нет, а в какой-то другой реальности, словно на соседней улице – он продолжает жить, делать свои первые шаги и первые открытия, совершать свои первые проказы и первые подвиги…
Этот малыш существует уже независимо от нас с тобой, независимо от того, говорим мы о нём или нет.
Точно так же живет в далёком южном городе маленькая девочка. Бегает по булыжной мостовой, засыпанной сладкой шелковицей, обдирает коленки, нянчит свою любимую куклу… Я возвращалась к этой девочке много раз в жизни, всегда, когда мне бывало одиноко, трудно или счастливо. Не забывай и ты своего малыша. В самые трудные дни он напомнит тебе о том, что небо – синее, снег – белый, роза пахнет розой, а жизнь создана для радости и удивления.