Наследие Арконы
Шрифт:
– Свентовит не любит крови, но Радегаст покровительствует смелым. Если мы неожиданно нападем на врага, то он может дрогнуть. Это даст нам передышку пред новыми испытаниями, и битва за нашу веру продлится вечность. И даже взяв Аркону, враг не найдет победы.
– Нам не о чем больше говорить с Вальдемаром. Он попрал нашу свободу, он осквернил святилище Ругевита, а теперь явился ограбить Аркону. Я не согласен с Вальдсом. Не может быть никаких договоров между волком и ловчим. Первый шаг Свентовидова коня – это удар непобедимых воинов Его. Но растворятся они средь тьмы Христовых рабов – то второй шаг
Чем больше Лютобор слушал волхвов – тем сильнее он хмурился. Всеслав беспристрастно внимал кудесникам. Молодой Сигур сперва поглядывал на старшего брата, но вскоре, по-детски открыв рот, был уже всецело поглощен ритуалом.
«Вы дело советуйте, кудесники! Что ныне в силах – все сроблю! А времена грядущие – так они еще когда наступят?! До них дожить надо,» – думал про себя князь.
Словно угадав эти мысли, заговорил служитель Чернобога. Наверное, слепота не помешала ему узреть исход гадания:
– Есть на Свете Правда, но творят ее люди, а Боги нам только подсказывают. Нужно воззвать к глубинным духам моря, к раздольным альвам Стрибожьим. Пусть дуют ветра, пусть пенистые бури разметают вражьи корабли. Ну, а коль не услышат Боги наших просьб – мы пошлем гонца к ним с тревожной вестью. Пусть воды скроют остров и очистят его от скверны. Лишь Холм Свентовита твердыней вознесется над Океаном.
На минуту воцарилось молчание. Лютобор лихорадочно искал в сказанных словах намек на Василису, но все-таки одумался, и не стал подозревать слепца.
– Да свершить такое труднее, чем сказать, брат! – промолвил наконец Любомудр.
– Коль возможно – делайте! – выдохнул князь, и волхв отметил про себя темные круги под глазами Лютобора, его обострившиеся черты лица.
– Неужели, не сдюжит? Да нет! Он не из слабых. Держись, княже! Держись, сын мой! – подумал Любомудр.
– Нельзя идти наперекор Порядку Земному, но можно ему вторить, – дошла очередь до Златогора, – Заклинание вод хорошо лишь в лунную ночь, и требует многого. К этой ночи – не управимся, а следующей, вероятно, не увидим. Пусть воины твои, княже, приготовятся. Нынче под вечер спою я Песнь Дождя. Он размоет тропы и склоны. Ни пешему, ни конному гладкой дороги не будет.
– Прости, отче! Но тогда и мои всадники… – начал было возражать Сигур, но Лютобор знаком прервал брата.
– По склизким холмам ни одному дану не залезть. А когда твои воины, князь, займут высоты да перешейки, схоронившись за валежником, да в упор стрелой каленой недруга пощекочут – тут ему будет и вовсе не сладко. Шторм, конечно, опрокинет дракары и кноры, но, добравшись к берегу, враг высадится повсюду, где пристанет. Пусть уж лучше плывут своим чередом. Так, хоть все на виду и в одном месте появятся. А управу мы на них найдем.
– Ищите, отцы! Главное – не дать им высадиться всем одновременно! – вставил Лютобор – А как надумаете что дельное – сообщите.
С этими словами князь, а за ним и его витязи, покинули капище.
* * *
Ночь – дьявольское время. С заходом дневного светила власть Князя Тьмы над человечьими душами многократно возрастает. Поэтому Христово Войско сражается днем, а язычники, поклоняющиеся
Снаружи постучали. Абсалон, не отрываясь от молитвенника, перешел с шепота на резкий баритон, ясно давая понять незваным гостям о несвоевременности их визита. Тем не менее, один посетитель все-таки вошел внутрь, хотя и застыл почтительно на пороге.
Епископ снова приглушенно, но более размеренно дочитал молитву и, отложив книгу в сторону, поднялся с колен.
Как он и ожидал, визитером был колдун.
Флорентиец стоял у выхода, почтительно согнувшись, всей своей фигурой выражая раболепие и абсолютную покорность. Однако Роскилльский епископ знал, что под низким капюшоном чернокнижника прячутся в морщинистых, набрякших веках издевательски смеющиеся глаза.
– Как посмел ты, адское отродье, входить ко мне во время молитвы! – загремел епископ, приблизившись к колдуну почти вплотную.
Тот склонился еще ниже и произнес виноватым дрожащим голосом:
– Ваша Праведность! Не извольте гневаться! Не по своей нужде я, загубивший свою душу богопротивными занятиями, осмелился потревожить вас во минуты бесед со Всевышним.
– Признавайся, прихвостень Нечистого, опять решил выклянчить разрешение на какую-нибудь подлость?
Колдун опустился на колени и воздел руки к небу.
– Все во Славу Господа, все во Имя Его! Все для успеха угодного Ему похода против северных язычников. Пусть разверзнется подо мной Преисподняя, и отправлюсь я на самое дно ее, коли согрешил и на этот раз против истины!
Каждый отыграл свою роль, правила ночной беседы, ставшей традиционной, были соблюдены, и молодой епископ смягчился.
Что бы ни задумал на этот раз мерзкий чернокнижник, а толк в этом, наверняка, есть. Уж в чем в чем, а в изобретении новых гадостей и коварств для врагов колдуну равных не сыщешь. Пока что его змеиный ум верно служит правому делу. Благодаря идеям Флорентийца, Святое воинство одержало много побед, причем малой кровью, да и то, зачастую, не своей.
Ну, а как только положение изменится, так сразу припомнятся чернокнижнику все его дела, и раскаленное железо отправит его падшую душу прямо в пасть Ваала. Это Абсалон давно решил, но все никак не мог найти повод для серьезного недовольства.
Епископ присел на скамью и буркнул:
– Давай, выкладывай, что там еще у тебя…
– Ваша Праведность! Завтра Христову Войску предстоит окончательно раздавить гнездо идолопоклонников. Его величество имеет более тысячи судов, и странно было бы, если случилось иначе. Несомненно, упорствуя в темной вере, руги будут отчаянно сражаться, защищая капище, где служат своим идолам. В бою с ними погибнут многие светлые воины да и, может случиться, кто-нибудь из благородных рыцарей. Знаю, язычники попытаются спасти как можно больше гнусных изображений, которым приносят свои кровавые жертвы а, значит, вывезти и золото, их покрывающее. Нельзя допустить подобную несправедливость.