Наследие чародея

Зеттел Сара

Медеан, вдовствующая императрица Изавальты, бросилась мимо призрака Аваназия, мимо жизни и смерти, и обхватила золотую клетку.

…Бриджит вскочила на ноги, готовая броситься к механизму маяка, остановить его и погасить огонь. Но было уже поздно. Огромным языком пламени Жар-птица метнулась из двери дома, огибая башню и направляясь к своему последнему тюремщику.

Увидев огненный смерч, он закричал и побежал к скалам, потом вниз, по ступеням к пристани, к водам Верхнего в неряшливом одеянии наполовину застывшего льда, к тому самому месту, где Бриджит

когда-то его вытащила и где началась вся эта история.

Жар-птица на секунду застыла в воздухе — и взмыла в небо. Изогнув могучие, разогнавшие ночь крылья, она издала безмолвный крик, от которого вздрогнули звезды. Ее сияющий силуэт заполонил собой весь небосвод, полыхая безбрежным пламенем ярче тысячи солнц.

Калами бежал по камням, по тонкому, ненадежному льду. Жар-птица кометой ринулась вниз, к нему, и вдруг Бриджит услышала смех Калами и увидела, как он кинулся в ветер и волны.

И исчез.

Не утонул, не погиб. Убежал. Бриджит глядела на озеро раскрыв рот. Она была уже достаточно сведуща в колдовстве, чтобы понять, какому рискованному поступку только что была свидетельницей. Калами отчаянным усилием воли перенесся в Земли Смерти и Духов, и значит, сейчас он где-то между мирами. И где — неизвестно.

Рассерженная птица коснулась крылом поверхности озера, воды его вскипели, в небо ударил столб горячего пара. Жар-птица тоже взвилась ввысь и исчезла, оставив после себя только слепящее красное пятно перед глазами.

Усталость и равнодушие внезапно навалились на Бриджит. Она вернулась сюда, чтобы спасти мир от Жар-птицы, и она же помогла ей выбраться из клетки… Теперь Бриджит понимала, что чувствовала Ананда, обнаружив, что императрица с Фениксом исчезли. Всегда остается еще что-то. Что-то недоделанное. Еще один бой. Еще одна схватка. И нет им конца.

«А ведь там сейчас, наверное, пожар!» — внезапно поняла Бриджит и бросилась внутрь, открыла люк… Но нет, огня не было. Видимо, этим Жар-птица отблагодарила Бриджит за свое спасение и долгожданную свободу. А еще — тем, что не тронула ее саму.

Снизу пахнуло горелой плотью. «Медеан!» — подумала Бриджит и зажала руками крик ужаса. Сбежав по лестнице, она влетела в гостиную. Одеяла были откинуты. Одежда императрицы, которую Калами изорвал на клочки, была разбросана по дивану и покрыта горячим черным пеплом.

Дрожа слишком сильно, чтобы держаться на ногах, Бриджит уселась на скамеечку. Потом уронила голову на грудь и тихо заплакала.

Земли Смерти и Духов открылись перед Калами. Он вышел из реки, взобрался на поросший мхом берег и сел на землю, пытаясь успокоить неистовое сердцебиение.

Будь она проклята! Она еще приползет к нему. А он оттолкнет ее, и тогда она узнает всю силу его гнева! Она…

Почувствовав странное тепло, Калами поднял голову. Меж темных сосновых стволов мелькнула зеленая вспышка. В следующий миг появилась и сама Лисица. Она оскалила желтые клыки, и Калами почувствовал, как кровь отхлынула от сердца.

Она все знает. Она знает, что это он навлек на ее сыновей клинок Сакры и что сделал он это намеренно. В беспамятстве страсти он сам рассказал ей об этом, но тогда она была связана обещанием.

А теперь она свободна… Оскал Лисицы стал еще шире. Она изрекла только одно слово:

— Беги.

Наступил рассвет — ясный и яркий. Он протянул золотисто-розовые пальцы над ширью незастывающего озера, чтобы осветить глубокую небесную лазурь.

Бриджит встала со своей скамеечки, чтобы встретить его, и потянулась, расправляя затекшую спину. Когда рассвет был только тонкой серой линией на востоке, она сменила изорванное праздничное одеяние на старое домашнее платье и накинула на плечи вязаную шаль, которую обнаружила на самом дне одного из сундуков.

— Доброе утро, — сказала себе Бриджит. Потом, глядя на восходящее солнце, поправила себя: — Просто утро.

Ночью она собрала покрытую пеплом одежду Медеан и бросила в озеро, всем сердцем желая, чтобы вода отнесла останки императрицы в ее родные края. Кто знает, может, эта молитва, или заклинание, или просто желание и возымеет какой-то эффект… А может, и нет, но поступок этот немного успокоил Бриджит.

Теперь она стояла на крыльце, купаясь в свете нового дня. Бриджит глубоко вдохнула зимний воздух, покалывающий легкие. Ветер дул с озера, обжигая щеки легким морозцем.

Несмотря на холод, Бриджит не спешила уходить в дом. Она замерла в каком-то странном оцепенении и боялась шевельнуть даже кончиком пальца. Ей казалось, что она словно подвешена между мирами и жизнями.

Впервые за много лет она почувствовала себя по-настоящему свободной. Она может делать все что захочет. Может остаться здесь, на маяке. Здесь по-прежнему есть работа — старая, добрая, трудная работа. А может уехать — в Мадисон или в Чикаго — и начать там новую жизнь, созданную своими руками.

Наконец, она может вернуться в Изавальту в качестве дочери Ингрид и Аваназия и принять это непростое наследство.

При мысли об этом плечи ее поникли. Она устала, невероятно невыносимо устала от всего сделанного и увиденного за последние несколько дней. В Изавальте ее использовали — жестоко и цинично. И если бы только ее! Они уже забрали у нее мать… А все ради чего? Ради любви, конечно, но ради чего еще? Ради королевских игр. И что-то непохоже, чтобы короли уже наигрались.

«Прости меня, тетя Грэйс! » — с запоздалым раскаянием подумала Бриджит. Надо было прислушаться к ней повнимательнее, получше расспросить ее. Быть может, тогда бы она узнала, как другой мир разрушил ее семью поколением раньше и как мало он может предложить взамен… Бриджит опустила голову.

Так почему бы ей не выбросить эту Изавальту из головы? Раз уж она смогла пройти сквозь миры, то наверняка сможет добраться и до материка. Можно наведаться к тете Грэйс или даже пожить у нее эту зиму, а весной — начать все заново. Можно возобновить контракт с Управлением маяков и остаться здесь, на Песчаном острове.

Но что, если Изавальта вернется? Калами до сих пор на свободе. Жар-птица тоже. Когда-то давно Изавальта завладела мамой, а потом пришла за ней самой. Что она будет делать, если это случится снова? Сможет ли жить в постоянном страхе и ожидании, что Изавальта явится за ней, призывая ее обратно?