Наследие Санторо

Скариани Аделина

— Заткнись.

Лина замолчала, сжав зубы, чтоб сдержать прорывающиеся слова в защиту.

— Если я ещё раз услышу за это время, пока вынужден тебя терпеть рядом с собой, что ты бахвалишься каким-то там «убийством», я покажу на тебе самой, что это такое.

— Мне всё равно, я не боюсь смерти, я её заслужила.

— Как раз-таки ты её ещё не заслужила.

Лина растерянно сжала пальцы, Занзас выпрямился, наконец выпустив из невидимого захвата, явно дав понять, что разговор окончен.

Однако до Санторо начинал доходить смысл услышанного, и то, что она не могла никак осознать: «Мать твою вообще грохнули

по заказу за долги». О чём он говорил? И откуда вообще взялась такая информация? Лина бросилась по лестнице, Занзас, как ни в чем не бывало, будто и не было их смехотворного диалога, завалился на кровать, словно измученный долгой работой, прикрыв глаза рукой.

— Что значит: «мою мать грохнули за долги»? Что вы хотели этим сказать?

Но Занзас игнорировал её. Гнев захватил накатившей волной, полностью затуманивший рассудок, неконтролируемый всплеск заставил Лину вскочить на кровать и с безумной дерзостью затормошить мужчину.

— Я требую ответа! Нет, я приказываю! Ответь! Ответь! — Лина закричала из последних сил, заколотив по его груди, беспомощные слёзы порывались на свободу.

Лина села верхом, вцепившись в его руку, силясь убрать её от лица, а он улыбался — издеваясь и провоцируя ещё сильнее на её глупые потуги. В своей короткой истерике Аделина не учла вставшую проблему, что упиралась ей в бедро и, наклонившись к уху мужчины, злобно прошипела, продолжая сминать ткань рубашки:

— Ты ответишь мне! Слышишь, на этот вопрос ты дашь мне ответ!

Занзас захохотал — и смех его звучал жутким, но завораживающим рокотом. Словно Лина и не имела веса, он перехватил её одной рукой за запястья и перекинул через себя, тут же подмяв.

Лина на мгновение перестала дышать, но сердце не желало успокаиваться. Непривычные ощущения — тяжесть чужого тела, запах пороха, пыли и пота, она чуть качнула головой, пытаясь скинуть упавшие на глаза локоны. Занзас лежал на ней, уткнувшись головой в кровать над её плечом и тяжело дышал, будто справляясь с известным лишь ему чувством — вот только каким именно?

Инстинктивно Лина понимала, что лучше всего не двигаться, не смотреть в глаза хищнику, дать возможность ему уйти самому. Но даже не понимала, что своим учащенным дыханием, часто вздымающейся грудью под его телом и нервным дыханием над ухом — провоцировала лишь её сильнее.

— Савада мне всю плешь проест за это, — с хрипотцой то ли прошептал, то ли прорычал Занзас.

А Санторо развернувшись в его сторону прошептала в шею:

— За что?

— За это.

Поцелуй в шею больше напоминал укус — пробный, язык провёл по солёной коже, по дрожащей косточке у горла, а зубы почти сомкнулись, совсем невесомо прихватив участок кожи, заставляя невольно содрогнуться в попытке вырваться. Но Занзас пресёк жалкую попытку, вытянулся над жертвой, схватив Санторо за горло, ища испуг в её глазах, но встретил лишь холодное безразличие — ультиматум. Она не собиралась бояться, пускай пульс на жилке шеи бешено бьётся, позволяя ощущать ему власть над её жизнью, но сама она не вскрикнет и не подумает просить остановиться. Ведь знает, что это глупая трата время.

— Своим молчанием и безразличием ты только заставишь действовать меня грубее, и я не остановлюсь, пока ты не станешь об этом молить. — Занзас поймал её слабую ниточку — гордость, всё это время спящую в благородной крови. Но даже сейчас

Лина промолчала, лишь нервно облизнула пересохшие губы, и закрыла глаза, как только он вновь наклонился, опаляя металлическим дыханием. Всё ещё сжимая хрупкую шею так, чтобы остались синяки, но поступал кислород, Занзас, медленно растягивая пытку или же удовольствие, вцепился в нижнюю губу — коротким укусом, слизывая выступившую бусинку крови, язык толкнулся в неподатливые сомкнутые губы, а Лина, нервно вдохнув, непроизвольно разомкнула зубы, пропуская его в себя, чтобы язык грубо изучал тёплое нёбо, ровный ряд зубов, и настойчиво толкался о её язык, будто насилуя.

Не разрывая контакта, он скользнул рукой по круглым пуговицам, и не теряя времени, дёрнул треснувшую ткань, несколько пуговиц упали на горячую покрытой испариной кожу, а пальцы настойчиво сжали полушарие груди.

Санторо прошипела сквозь поцелуй. Пальцы болезненно то выкручивали, то тянули сосок, и явно не удовлетворившись только коротким шиком, Занзас оторвался от её губ, и опустившись, прикусил вставшую горошинку, играясь с ней языком.

Лина старалась сосредоточиться на тенях, играющих на стенах и потолке, если бы только была ночь, она бы могла погрузиться во мрак, представив всё странным, влажным и болезненным сном. Но в комнате стояла духота и пыль в свету. И боль, сопровождающаяся лишь её частным дыханием, сопением, и короткими рвущимися стонами, лижущими звуками от горячего языка, вылизывающего то её соски, то укусы на шее, оставленные метки на теле.

Болезненное удовольствие, граничащее с извращённой пыткой. Лина даже не заметила, как осталась без брюк и нижнего белья, лишь когда ощутила его ладони, раздвигающие её бедра.

Из-под полуприкрытых век, в грязных лучах солнца, что пробивались сквозь пыльную раму, Санторо скользила взглядом по обнаженному телу. Не спеша будто давая время то ли насладиться зрелищем, то ли осознать происходящее, Занзас медленно сбрасывал одежду, глаза его искрились лихорадочным возбуждённым блеском, в момент, когда хищник наконец сможет почувствовать, как струится свежая кровь по горлу. Забравшись обратно на кровать, Скариани схватил её за растрепанные локоны и, подтянув к себе, ткнулся головкой члена в губы.

— Не боишься, что откушу? — первое за всё время с ехидным превосходством хмыкнула Аделина, будто не по её губам размазывают смазку.

— Не боишься, что от боли я нечаянно сверну тебе шею? — парировал босс, настойчивее надавив на её макушку.

Язык неуверенно провел по кончику, каждый раз спускаясь ниже, Лина зажмурилась, пытаясь вобрать в себя стоящее естество, но поперхнулась. Слишком большой для её девственного неумелого тела. Стараясь помочь себе, Санторо заставила взять себя горячую плоть, рукой ведя вверх-вниз, а ртом обрабатывая головку.

Занзас одобрительно гортанно простонал, а Лина выпустила член, чтобы не прикусить, сжимая губы, она подавляла рвущиеся стоны. Хуже всего, что ей нравилось это. Даже то, как он с ней обращался. Было в этом что-то не только неправильное и постыдное, но и возбуждающее.

Занзас встал и скользнул по её обнаженной спине, упругим ягодицам, пробираясь к сокровенному месту, раскрывая половые губы, средним пальцем бесцеремонно поникая в увлажнившееся лоно, большим и указательным пальцами сжал, совсем как до этого сосок, чувственный клитор.