Наследие Сири
Шрифт:
— Мне бы хотелось более конкретно знать свою судьбу. — я говорила теперь голосом подруги — более мягко и доверительно, и она заметила эту ноту — ее улыбка, которую она попыталась скрыть, вытянув губы немного вперед, говорила, что она знает все эти приемчики, и с ней они не пройдут.
— Наша судьба — дорога к самому лучшему месту. Но, если место, где ты живешь, будет недостойным, твой путь станет мучительной болью, а к лучшему месту придет только твоя голова, — она сверкнула глазами, стянула воротник на шее, и чуть заметно мотнула головой. Из-за моей спины вынырнула Фари — ее служанка, открыла дверь в ее каюту, и пропустила хозяйку вперед. Перед спуском
— Ты очень умная, лучше отдай свою голову, чем мучить свое тело. Больше я не могу сказать. — она обернулась по сторонам, словно боясь, что наш разговор могли слушать, и спустилась по лестнице.
Мне стало еще более непонятно, чем до этого разговора.
— Оми, сколько нам еще находиться в море? — я серьезно, почти зло задала вопрос, давая понять, что лучше ей ответить.
— Прошло десять светов, значит еще десять и половину светов. — она надеялась, что мы наконец спустимся в тепло, и я показала, что да, пора греться.
Внизу я подозвала ее к своей кровати, и показала, чтобы она села рядом. Показала поднять ноги как я. Она сняла сапоги и повторила. Я накрыла ее шубой, а когда она возмутилась, топнула ногой. Села на табурет у стола, взяла кусок хлеба, жевала и думала. Я считала, что прошла неделя, а прошло десять дней, значит спала я трое суток, поэтому я была так голодна. И осталось еще пятнадцать, значит, дорога занимает двадцать пять дней. Скорость я определить не смогла даже примерно — боялась ошибиться.
Глава 27
Никто не удивился, когда сквозь дымку на горизонте появилась земля. Видимо, шли по плану, и дорога была для этих людей очень знакомой и простой. Пару дней назад сменился ветер, и стало значительно теплее. Запах стал другим, вода стала прозрачнее. Всю дорогу команда ловила рыбу, и если в начале пути нам через день приносили ту длинную рыбу, что мы ели с Севаром на ярмарке, то сейчас это были плоская, типа дорадо, или камбалы, но очень мясистая, с длинными костями, что оставались на позвоночнике, отделяясь от филе.
Сердце стучало в ритм удара весел о воду — что ждет меня на этом берегу, чего хотят от меня, и не будет ли это противоречить моим принципам? Или, просто, я не знаю пока чем можно пожертвовать, если человека напугать смертью или пытками. Я тряхнула головой, отгоняя эти мысли. Будут проблемы — будем их решать. Чем спокойнее я себя веду, чем увереннее мое поведение, тем меньше ко мне будет претензий.
На берегу я видела город, хоть и трудно пока было различить улицы, высоту домов, но то, что среди зелени есть рукотворные постройки, было понятно. Берег был шикарным — несколько разных бухт, и в каждой была жизнь. Мы взяли правее, и обогнули врезающийся в море мыс. Его скалы закрыли город, но побережье я успела рассмотреть — широкий пляж, вода цвета светлого изумруда, маленькие пирсы и рыбацкие лодки. Покатый склон, на котором дома размещены этажами — ощущение, что это большая белая лестница. Судно проходило узкий проход в бухту — суда стояли не у берега, а ближе к выходу из бухты, здесь были как большие лапахи, так и галеры, подобные нашей. Я насчитала пятнадцать судов. На берегу, чуть правее причалов, явно были верфь — вода омывала каменный берег, который имел идеальный скос для спуска судов на воду. Там стояли два строящихся корабля. По ощущениям, градусов пятнадцать — семнадцать, ветер теплый и слабый, солнце не поднимается в зенит, но греет своими лучами. Неделю назад я почувствовала, что день стал чуть длиннее,
Мы причаливали прямо к плавучему пирсу, он цепями крепился на берегу, и чтобы зафиксировать его, с другой стороны от берега вышел небольшой лапах. Он уперся боков в другую сторону пирса. С берега несли деревянные щиты, из которых начали собирать сходни. На судне люди были рады прибытию домой — гребцы собирали мешки, в которые складывали шубы, посуду. Из трюма вытаскивали бочки с соленой северной рыбой, туго перетянутые меха. Когда гребцы спускались по еще плохо закрепленным сходням, видно, торопясь быстрее попасть домой, мастера ругались на них — они мешали соединять щиты. Но ругань была доброй, шутливой — они знали друг друга, и некоторые отходили в сторону на пирсе, чтобы обняться, поговорить.
Даже в рубашке и брюках было тепло, но Ониси, вышедшая из своей каюты с Фари, куталась в короткий меховой жилет, на голове у нее были ткани, но завернуты очень изящно. Под жилетом был брючный костюм с широкобедрым верхом брюк, и зауженным под сапоги низом. Шелковая белая рубашка с вырезом — лодочка оттеняля ее кожу. Я никогда не видела на ее шее и руках украшений, хотя перстни видела на мужчинах. Женщинам не полагались украшения?
Она посмотрела на меня, улыбнулась, наклонила голову, и при помощи служанки спустилась по сходням. Ко мне подошел Жаман, который за все время дороги не сказал ни слова, не подошел ко мне, только наклоном головы показывал, что видит меня.
— Мы прибыли, Сири, сейчас Мальян выйдет к нам, и мы спустимся на эту богатую землю. Надеюсь, в следующий раз, когда мы встретимся, ты скажешь мне слова благодарности. — он говорил с долей пафоса, но, похоже, верил сказанному.
— Мы готовы выходить, — с ноткой радости в голосе к нам шел Мальян, уж не знаю, кого он подразумевал под «мы». Судя по той самовлюбленности, что я наблюдала, не исключено, что он имел в виду себя.
— Я готова, тал Мальян, тала Сири — Оми стояла за моей спиной, почему же она не назвала Жамана? Он не является ее хозяином или работодателем, и ей нельзя обращаться к нему?
Впереди спускался Жаман, за ним шел Мальян. Меня под руку держала Оми. По пирсу, который качался, и, казалось, вот-вот нырнет в воду, мы шли растянувшись цепочкой. На берегу ждали грузчики. Они были босы, видимо, когда несут или везут грузы, пирс все же немного погружается в воду. Я посмотрела с пирса — глубина была трудноизмерима, но прозрачная вода не скрывала камней, дно было далеко. А вот скалу, которая уходила в воду, и являлась берегом, было отчетливо видно почти до дна. Мы сошли на землю, точнее на камни. Дорожка была рукотворно вырублена в горе, камни сбиты, чтобы по тропинке возможно было передвигаться, не боясь запнуться. Я насчитала десять широких ступеней в камнях, между которыми было метров десять пологой тропки.
Когда тропинка поднялась на плоскость, я увидела слева, чуть ниже, город. Он был огромным. Та часть в бухте была его третьей частью. Большинство домов были на вершине горы, и на ее обратной стороне — пологий уклон был заставлен домами, что очень близко прилегали друг к другу. Над домами кое-где, дымили трубы, по дорогам двигались повозки, люди. Было не разобрать одежды, а тем более, лиц, но в городе кипела жизнь.
Прямо перед нами была дорога, она шла вдоль всего побережья от белого города, иногда от нее в сторону уходили ответвления — накатанные серые полосы проходили сквозь невысокие кусты и терялись в лесу, но лес был другим, не как на севере. Это скорее сад.