Наследие заводного ключа
Шрифт:
Дымка рассеялась, когда мы взобрались на холм, выходя из тумана, который все ещё укрывал долины. Он казался таким незыблемым и густым под лунным светом, лившимся на него с небес. Я молилась, чтобы Оливер и Люсинда помогли Уиллу вместо меня, пока не стало слишком поздно.
Мы достигли верхушки нагорья, где лунный свет купал в серебре сухой вереск и окружавшие его пучки мёртвой травы. Моё дыхание клубилось в воздухе паром.
На гребне холма развалины замка крепко держались за бесплодную землю. Луна светила сквозь то, что осталось от арочных окон главной башни. Некогда
За щелью в наружной стене что-то пошевелилось. Я сдавленно ахнула, когда два громадных зверя дёрганой походкой направились прямиком к нам. Их глаза светились зелёным, напоминая мне окуляры Оливера. Должно быть, по размерам они могли тягаться с маленькой лошадью — однозначно пять футов в холке. Когда они подошли ближе, я поняла, что это такое.
Львы с ворот ожили на моих глазах.
Мы прошли между зверями, и я в изумлении и ужасе уставилась на шестерёнки, вращающиеся в плечах и монотонно крутящиеся в центре грудных клеток. Складывалось такое впечатление, будто внешний каркас из жёсткой меди сняли, открывая их внутреннее устройство. В этих созданиях крылась необузданная сила и та же осознанность, что у Минотавра и морского монстра, которая так меня нервировала.
— Не отходи далеко, они кусаются, — предупредил Рэтфорд, направляясь к замку. Тот лев, что находился поближе ко мне, повернул массивную голову. Один укус этих металлических челюстей мог раздробить человеческий череп. Я не хотела думать, что оно может сделать со мной.
Тени от внешних стен тянулись по неровным камням, которые некогда являлись мощёным двором крепости. Теперь меж покосившейся каменной кладки проросли сорняки и пучки травы.
— Добро пожаловать в Хевердон, — сказал Рэтфорд, петляя по лабиринту обветшалых стен и груд обвалившихся камней. Мне сложно было определить, какой комнатой это место служило в изначальном здании, но как только мы достигли длинного широкого склона, который вёл вниз, под самый высокий участок сохранившегося камня, я точно поняла, куда мы направляемся.
Стены подземелья выросли вокруг нас, когда мы спустились по склону и прошли под аркой с опускающейся решёткой из тяжёлого железа, которая свисала словно зазубренные зубы в каменной челюсти.
Холодный, затхлый воздух, пахнущий плесенью и сыростью, окутывал меня, а свет от лампы Рэтфорда отбрасывал наши тени на стены. Позади нас металлические лапы львов бряцали по камням.
Я проглотила страх, держа ключ как талисман, когда мы миновали что-то вроде старых кладовых. Свет лампы отражался от шестерёнок и инструментов, спрятанных в различных укромных уголках. Кровать из соломы лежала в углу камеры из толстого камня. Рэтфорд здесь спал, как простой заключённый.
Громыхание львов позади меня прекратилось. Будь они живыми, я почувствовала бы их горячее дыхание сзади на шее. Я не знала, что нервировало меня больше — то, что они так близко, или то, что они не дышали.
Рэтфорд зажёг факел, и огонь полыхнул в глубокой камере. Подрагивающий оранжевый
В центре к железным прутьям крепился большой медный прямоугольник. Рэтфорд поставил лампу на пол и вытащил пластины из мешка.
С мрачной строгостью средневекового монаха он разложил пластины в ряд на полу и осмотрел каждую из них. Он выбрал одну из середины и поместил её в верхний левый угол. Она соединилась с замком, издав похожий на колокольчик звук, а затем шестерёнки, встроенные в лицевую часть пластины, ожили.
Одну за другой Рэтфорд знающей рукой последовательно установил все пластины. С каждой новой пластиной шестерёнки на других смещались, некоторые выдвигались вперёд на изящных штырях. Некоторые сдвигались в сторону, соединяясь с пластинами вокруг них.
Если какую-то пластину поставили бы не по порядку, то шестерёнки хрустнули бы и сломались, когда попытались соединиться неправильным образом.
Я никогда не смогла бы открыть дверь.
Когда последняя пластина заняла своё место, все шестерёнки, выдвинувшиеся из пластин, опустились обратно, соединяясь с другими вращающимися механизмами.
Камера наполнилась резонирующим гудением, похожим на звук, который остаётся висеть в воздухе после того, как грандиозные струны органа проиграли свою мелодию.
Балласт опустился сквозь железные шестерёнки, приводя в движение ворота.
— Я так долго ждал, — прошептал Рэтфорд. Свет отразился в его глазах, когда ворота открылись внутрь.
Железные лампы зажглись сами по себе — на них посыпались искры из кремнёвых колёс, вращавшихся вдоль стен. Длинный склон вёл к полу большой открытой комнаты. Две каменные колонны поддерживали сводчатую крышу, словно все это помещение являлось кафедральным собором, вдавленным в землю.
На другом его конце ждала машина.
Медное яйцо покоилось на изящно изогнутых металлических арках, а вокруг него находилась гигантская конструкция из колец, окружавшая его свободной сферой.
Машина оказалась прекрасной — более величественной, чем я могла себе вообразить, глядя на чертежи.
— Что это? — я увлеклась моментом, и ни одно предостережение не шло в голову. Это великолепное творение — предмет изумительного изобретения, а не разрушения.
Рэтфорд широко улыбнулся.
— Это, моя дорогая, ключ к самому времени.
Глава 31
Времени? Это невозможно. Милостивый Господь на небесах, ни один человек не мог создать машину, которая контролировала бы время.
Рэтфорд погладил льва по холодной морде.
— Видишь ли, Маргарет, я обнаружил, что время подобно материи, сплетающейся множеством петель. Если ты найдёшь правильную нить и будешь иметь достаточно силы, чтобы открыть портал, то можно вернуться назад и сплести гобелен заново.
Моё сердце бешено застучало, когда Рэтфорд стал крутить круговые шкалы на грудных клетках львов. Они поклонились и поднялись вверх по пандусу, выходя из подземелья и подёргивая хвостами как коты на охоте.