Наследие

Сорокин Владимир Георгиевич

– Оле, – произнесла она и коснулась зеркала двумя пальцами. – Оле, не умирае! Не умирае, моё Оле!

Она перекрестилась и трижды поцеловала зеркало.

Вдруг дверь туалета открыли. Возник подпоручик Кривошеин.

– Пардон, мадам! – почти вскрикнул он своим высоким голосом и захлопнул дверь.

Аля вспомнила, что не заперла ту за собой. Она вышла из туалета. Повернулась было налево, где тянулся коридор с дверями купе, но передумав, глянула вправо. Там за стеклом тамбура стоял и закуривал подпоручик. Несмотря на то, что на втором, военном этаже поезда были свои два туалета, он любил “ходить

посрать в первый класс”. Аля шагнула к тамбуру, и стекло отъехало в сторону. Краснолицый подпоручик навёл на Алю свои маленькие, чёрные, всегда припухшие глазки.

Её серебристый халат ниспадал на пол.

– Я страшно извиняюсь! – Подпоручик щёлкнул каблуками и кивнул коротко подстриженной головой.

Он был в форме серо-жёлтого цвета.

– Даиете закурит, – произнесла Аля.

– Извольте!

Подпоручик достал пачку китайских сигарет “Хайшэньвэй”, протянул. Аля взяла сигарету, он дал прикурить газовой японской зажигалкой.

– Спсб.

– Госпожа далеко едет? – спросил он по-китайски, приняв её за китаянку, плохо говорящую по-русски.

– Мне нужно в Красноярск, – ответила Аля по-японски.

– Субарасий дес нэ!^[14] – произнёс подпоручик с грубым акцентом.

Она добавила по-русски:

– Я рускоя.

– Русская? – улыбнулся подпоручик, моргая чёрными глазками.

От него пахнуло водкой.

– Да.

Аля жадно затянулась.

– Всем семейством едете?

– Я одона.

– А родители в Красноярске?

Аля помолчала, затягиваясь и выпуская дым. Потом спросила:

– Второй этаже?

– Да, второй, – усмехнулся подпоручик. – Охраняем вас.

– Пушки, плимёт?

– Пушка, пулемёты. Как положено.

– Скажте, пжлст, у вас голова есть?

– Есть.

– Мой братец, рядовй СВ ВС АР, пропалойд.

– Во время войны?

– Да. Не найдено. Я четыр раза запросы делал.

Нет ответ. Нет ответ.

– Без вести пропал?

– Нет. И не убит. И не ранено. Пропалойд! Вы могл бы, пжлст, спросите у ваш голова?

Подпоручик качнул крутыми плечами:

– Ну… это будет стоить денег.

– Я плаче.

Он кинул окурок на пол, наступил сапогом.

– Подождите тут.

И быстро поднялся на второй этаж по винтовой лестнице, гремя сияющими сапогами. Аля подошла к тамбурной двери выхода и курила, глядя в окно на ползущий в темноте лес.

Подпоручик быстро вернулся:

– Двадцать юаней.

– Я плаче.

– Дайжобу!^[15] Гасите окурок, и поднимемся. У нас наверху не курят.

Аля бросила окурок на пол, он наступил сапогом.

– И деньги вперёд, конечно.

– Вперёдо?

– Вперёд.

Она задумалась на секунду.

– Вы дайёте мне двадцати йюань.

– Я? С какой стати? – усмехнулся он.

Она шагнула к нему, взяла за руку:

– Я вас отсасо.

Его небольшие брови вздёрнулись над маленькими глазками.

– За двадцати юйань. Пойдёмете.

Она потянула его за руку. Они вошли в туалет, она заперла дверь, опустила крышку унитаза, присела и стала расстёгивать ширинку на галифе подпоручика. Тот стоял столбом, слегка разведя здоровенные ручищи. Из расстёгнутой ширинки вырвался кривой член. Аля обхватила его губами.

Всё

произошло быстро. Подпоручик пробормотал что-то, всхрапнул и задышал, как конь.

Аля вытянула салфетку, обтёрла свои губы. Подняла на подпоручика красивые глаза:

– Двадцати юань.

Он вытер слюну со своего маленького детского рта. Перевёл дух, потянул носом и пробормотал:

– Ещё.

Аля откинулась назад, скрестила руки на халате между коленями.

– Это будьт тридцать юань.

– Хао.

– И денге вперёдо.

Он сунул руку в карман, достал бумажку в пятьдесят юаней и протянул Але. Она нашла в халате карман, сунула туда деньги.

Второй сеанс подзатянулся. Подпоручик топал сапогами, раскачивался, стонал, мычал, ругался, стучал кулачищами в пластиковые стены. Едва он кончил, как дверную ручку дёрнули.

Подпоручик одеревенел.

Аля снова воспользовалась салфеткой, отерев раскрасневшиеся губы. Встала, протиснулась между раковиной и одеревеневшим подпоручиком, открыла дверь и вышла. По коридору в другой конец вагона уходил мужчина. Аля вышла в тамбур. Подпоручик, застёгиваясь на ходу, поспешил за ней. Обогнал, схватив ручищами за плечи, приостанавливая, и затопал по винтовой наверх:

– Следуйте за мной!

Аля поднялась по лестнице.

Второй, милитари-этаж транссибирского экспресса № 4 занимал пространство над двумя вагонами первого и второго классов. В пространстве над первым классом располагались башня с двумя двадцатимиллиметровыми пушками и два пулемёта. Башней в данный момент управлял сержант Тлытин, пулемётами – ефрейтор Пак, однофамилец начальника поезда. Они сидели в своих кабинах, оборудованных необходимыми приборами наблюдения, ведения огня, и несли вахту. Над вторым классом располагалась казарма охраны поезда и сменщиков Глытина и Пака. Офицерский отсек был обустроен между боевой частью и казарменной. Подпоручик провёл Алю сюда. В отсеке на двух диванах сидели капитан Пак и старшина Миллер. Между ними на столе лежал лист умной бумаги, с висящей над ней голограммой четвёртой версии “Robbers”, в которую на деньги играли Пак, Миллер и подпоручик. Здесь же на столе стояли три пустые четвертинки водки “Ушкуйникъ” и полбутылки японской шо-джу, рисовая посуда с закусками и нарезанными фруктами. Приглушённо звучал русскоязычный шансон. На краю стола лежала ЖЖ^[16]. ЖЖ была белая, гладкая, размером чуть больше среднего. Её устало сёк прутом рядовой Авдеенко. ЖЖ периодически смешно выпускала газы, пахнущие розовым маслом. Видно было, что Авдеенко делает это уже давно и порядком устал. Свою правую руку он поддерживал левой.

Пак был пьян, Миллер – выпивши. Из их расстёгнутых кителей выглядывало телесного цвета исподнее.

– Господин капитан, вот эта леди! – отрапортовал подпоручик, подводя Алю к столу. – Брат у неё запропал.

Пак сфокусировал на Але осовелый взгляд бесцветных глаз:

– А!

Аля кивнула ему.

– Без тебя, Иван, у меня попёрло, ёпт! – рассмеялся старшина, привычно дёргая себя за обвислый, замаслившийся от еды ус. – Семнадцать юаней хапнул.

– Умным везёт или дуракам? – проговорил Пак, глядя на Алю. – Как вы думаете?