Наследие
Шрифт:
– Как же славно, как хорошо!
– Всё как надобно, Вера Павловна!
Ливень заглушал голоса людей.
– Тимофей, садитесь, а то насквозь промокнете! – выкрикнула Вера.
Конюх вскочил на облучок, накрылся, дёрнул вожжи. Коляска покатила, разбрызгивая воду.
Дома Вера сразу повела сына в ванную комнату переодеваться. Сняла с него мокрую куртку с рубашкой, ботинки, носки, штаны.
– И трусики снимай.
Глеб отвернулся, стянул с себя трусы. Вера накинула ему на плечи
– Чтоб не простыть, выпьешь горячего чаю.
– Не хочу я чая, – буркнул Глеб.
– Непременно выпьешь! С мёдом. Не спорь с мамой.
Она стала развешивать его вымокшую одежду на полотенцесушителе.
– Промок? – в приоткрытую дверь заглянула Ольга Павловна.
С Верой Павловной они были близнецами. В отличие от коротко подстриженной сестры, Ольга носила длинные волосы и красила их в серебристо-русый цвет.
– Рыбку удил, – ответила Вера, оборачиваясь.
– Поймал чего?
– Поймал, – буркнул Глеб, не глядя на тетю.
– Молодец! – хлопнула в ладоши Ольга. – Слава опрокидывателю чашек с какао! Слава в ве-е-е-ках!
Глеб угрюмо шмыгнул носом.
– Оля, ты становишься однообразной, – сказала Вера.
– Меня это не пугает.
– Зато меня настораживает.
– Однообразие для меня – предсказуемость и рациональность. Тебе же скучна рациональность, правда? Ты хочешь родимого хаоса.
– Я хочу толерантности.
– Ух, какое старомодное словцо!
В ванную комнату вбежал рыжий кот Малю-та. Ольга подхватила его на руки:
– Куда, разбойник?
Вера подошла к сестре. Всё, кроме одежды и волос, у них было одинаково, даже голоса.
– Мы идём пить чай. Присоединишься? – спросила Вера и почесала Малюту между ушей.
– Мне некогда, сестра. У нас сеанс.
– С Малютой?
– Нет, с Випой.
– Я видела её в саду.
– Она уже позирует мне.
– Успехов. – Вера с улыбкой поклонилась и произнесла нараспев: – И чтобы цве-е-е-ет по-шё-ё-ё-ёл!
– Пойдёт, пойдёт.
Ольга вышла.
Вера взяла Глеба за руку:
– Пошли. Без чая с мёдом не отпущу.
Глеб нехотя двинулся за матерью. Красный махровый халат был ему велик и волочился по полу. Они спустились в гостиную, прошли в столовую. Слышно было, как на кухне кипит работа.
– Садись и жди меня, – сказала Вера, а сама пошла на кухню.
Глеб уселся за большой стол.
На кухне Фока готовил, Даша резала овощи на доске.
– Даша, сделайте нам чаю с мёдом и малиной, – распорядилась Вера.
Даша тут же бросила нож и пошла исполнять.
Едва Даша наполнила обе чашки китайского фарфора ромашковым чаем и водрузила заварной чайник на попискивающий электросамовар, заскрипели ступени лестницы и в столовую спустился
– Ну вот! – произнёс он рокочущим баритоном, снимая на ходу круглые очки в тонкой металлической оправе. – Слышу звуки самовара!
– Мы промокли с Глебушкой. – Вера накладывала сыну в розетку тёмного гречишного мёда.
– Рыбу ловили? – пророкотал Пётр Олегович, подходя и оглядываясь. – Как темно! Ну и ливень! Даша, зажги канделябр!
Он ступал косолапо, полными тяжёлыми ногами, которые плохо сочетались с его подвижным, живым и быстроглазым лицом.
Даша стала зажигать свечи стоящего на комоде канделябра.
– Двух окуней поймал, – сообщил Глеб, громко отхлёбывая чай своими обиженными, пухлыми губами.
– Молодец!
– Присоединяйся к нам, Петя.
– С удовольствием! – Он уселся за стол.
– Даша, подайте стакан Петра Олеговича.
– И огня сюда, огня!
Даша поставила канделябр на стол.
Несмотря на полноту и косолапость, Телепнёв делал всё своими белыми руками быстро и ловко. Дотянувшись, он взял Верину руку своей полной белой рукой с не по-мужски изящными, к ногтям сужающимися пальцами и быстро чмокнул запястье жены:
– Ты тоже ловила?
– Нет, я Глебушку встретила с зонтом. А Тимофей нас подвёз.
– Вот как! Успели? Увернулись? Эвон как льёт! – Пётр Олегович покосился на окна. – Внезапно небо прорвалось с холодным пламенем и громом!
– И впрямь прорвалось. Потоп.
Вера стала наливать ему чаю в стакан в подстаканнике с советской космической символикой:
– Даша, ступайте к Фоке, вы там нужней.
Даша вышла.
– Ну вот. Сеть рухнула, – сообщил Телепнёв, тряхнув развалом прядей и принимая стакан. – Как всегда во время грозы. Раз – и нет! Словно в старые времена! Юймэй![25]
– Зато есть возможность почаёвничать, – улыбнулась Вера.
– О да, о да! Положи-ка мне, Веруша, медку.
Вера положила мёду, он взял розетку, сразу ополовинил её чайной ложкой и запил мёд чаем, зачмокал:
– Не могу вязать.
– Отдохни, Петя.
– Мы отдохнём, как говорили известные тебе сёстры… ммм… чудесная ромашка… аромат луговой… и мёд хорош…
– Это не с ярмарки, а наш, деревенский.
– Пахома? Или Женьки?
– Пахомовский.
– Пахом – правильный мужик.