Наследие
Шрифт:
Фонтан был старым, замшелым, и струя уже давно не била изо рта радостного каменного дельфина. Тёмная, зацветшая вода стояла в огромной бетонной раковине, на дне росли водоросли.
– Здравствуй, весёлый дельфин! – произнесла Вера и тут же вспомнила цветок дельфиниум из Ольгиного сада.
“Оля равнодушна к фонтанам и вообще к воде… плавает всегда неохотно… поэтому и заросло всё так… жаль… а всё-таки, почему люди так часто убивают? Der Wille zur Macht?”
Она смотрела на зелёную воду. Из неё на замшелый
“Чует грозу…”
Вера пошла вокруг фонтана.
“Мы называем убийство преступлением… преступление… преступить черту… но кто проложил её? Бог? Люди начали убивать сразу, как только появились… библейская жизнь – сплошь убийства… Каин сразу забил Авеля ослиной челюстью… но даже если, как Петя, верить в эволюцию, то человекообразные тоже убивали… убивали себе подобных… как та самая кость Кубрика… раз – и полетела… и уже это космический корабль… а началось с убийства…”
– Но почему же их так много?! – Вера стукнула книгой по замшелому бетону раковины.
“Есть вещи, которые ускользают от моего понимания…”
– Ich verstehe gar nichts.
Лягушка сидела на камне. В тёмной воде показалась маленькая рыбка.
“Глебушка говорил вчера, что с утра пойдёт на рыбалку… на ближний пруд… а может, на запруду? Это три версты… под грозу попадёт… ”
– Ах ты! – Она быстро пошла к дому.
“Промокнет… да и молнии тоже…”
И, словно следуя её мысли, сверкнуло вверху. И через несколько секунд ударило, раскатилось грозно, глухо.
– Глебушка!
Вера побежала к дому.
“Кто знает, куда он пошёл? Семён! Они же с ним часто стреляют… ”
Она свернула в большой сад, но знакомых фигур садовников там не оказалось.
– Где же они?
Она побежала между молодыми яблонями, потом между старыми.
– Семё-ё-ён! – звонко крикнула она.
А наверху так вспыхнуло и тут же ударило, что она остановилась, прижимая книгу к груди.
“Они у себя в домике… но туда ещё бежать и бежать… в конец сада… нет… не успею…”
– На конюшню!
Она бросилась на конюшню. Снова налетел ветер – сухой, яростный, с пылью и песком. Прикрыв лицо книгой, как козырьком, она бежала, глядя под ноги. Конюшня с домом конюха были за скотным двором. Здесь всё было в пыли и в сухих коровьих лепёшках. Вера побежала вдоль скотного.
“Какой же длинный… длинный…”
Запыхавшись, взбежала по узкому крыльцу конюха, рванула ручку обитой дерматином двери, вошла в тёмное, пахнущее деревенской избой пространство.
“А если уехал? Не должен вроде… некуда… ”
Бородатый щуплый конюх сидел в темноте избы за столом возле печки и пил чай. Его маленькие глазки с испугом уставились на вошедшую Веру, руки замерли с блюдцем на весу.
– Тимофей… – выдохнула она, переводя дыхание.
Конюх стал подниматься из-за стола, держа блюдце
– Тимофей… запрягайте коляску, поезжайте к запруде за Глебом.
Конюх открыл маленький рот. И не двигался. Снаружи снова ударил гром.
– Поезжайте! – выкрикнула Вера.
Он быстро поставил блюдце, рванулся из-за стола, опрокидывая стул, и пробежал мимо Веры так, словно её и не было в этой тёмной, пахнущей печкой и квашнёй избе. Пробегая, он задел плечом книгу, и та выскользнула из Вериных рук и упала на пол. Не поднимая её, она вышла из избы.
Снаружи совсем стемнело и с неба потянуло холодом. Конюх исчез в воротах конюшни. Вера поспешила туда, сдерживая себя.
“Всё хорошо… всё хорошо…”
Когда вошла, он уже подводил каурого жеребца к коляске, держа в левой руке хомут. В конюшне всегда пахло одинаково – сеном и лошадьми.
– Гроза идёт сильная, – заговорила Вера, беря себя за локти. – А Глебушка на рыбалку ушел.
– Ясное дело… – пробормотал Тимофей, ловко начиная запрягать.
– На запруду.
– На запруду? Там дерев нетути, укрыться негде. На нашем пруде-от липы, а тама – гольё.
Он быстро запряг, надвинул на коляску верх из прозрачного пластика, вскочил на облучок, подобрал вожжи, выдернул короткий кнут из латунного раструба.
– Примитесь, барыня!
Вера посторонилась. Конюх громко чмокнул губами, шлёпнул вожжами жеребца по спине. Тот сразу взял резво, и коляска выкатилась из конюшни.
Вера вышла следом. На дворе было темно, как ночью. Ветер стих, и вокруг стояла предгрозовая тишина.
“А точно ли Глебушка на запруде?”
Вера остановилась возле распахнутых ворот конюшни.
“А если он на ближнем?”
– Кто знает?
Она пошла вдоль скотного двора и хлева.
“Что он сказал за завтраком… пойду половлю с Митяйкой… но куда? Митяйка наш деревенский… до запруды три версты… они там ловили третьего дня, поймали всего пару карасиков… пойдут ли они опять туда?”
– Вряд ли. На наш пруд пошёл!
“Там встанут под липы, переждут… а если ливень долгий? Надо пойти к нему… Тимофей не догадается туда завернуть… или догадается?”
– Всё равно! Пойду!
Вера побежала к дому. Крикнула:
– Даша!
Никто не отозвался.
“На кухне, Борису помогает… ”
Она взбежала по лестнице, открыла застеклённую молочным стеклом дверь, выхватила из корзинки возле вешалки самый большой зонт, присела, сунула туфельки в серые боты, застегнула большие чёрные кнопки. Сбежала по лестнице и быстрым шагом поспешила к пруду.
Ближний пруд находился за Бородатым бором. Это был остров старого, замшелого ельника с поваленными гниющими стволами, огромными мшистыми пнями, поросшими поганками, с горами хвороста, который никому не был нужен – в доме топили исключительно берёзой и ольхой.