Наследие

Сорокин Владимир Георгиевич

– Белый ворона? – спросила Аля и вдруг рассмеялась, слёзы вытирая. – Я – белы ворона!

Старик непонимающе-скорбно на неё глянул.

– Я! Белы ворона! Белы ворона! – Аля расхохоталась и снова рухнула на колени. – О, белы ворона! Белы ворона! Они говорят! Белы ворона, в туалето сходи, умойсь!

– Что… она это? – недовольно старик на Оле глянул.

– Ад ноупле в школе дразнили корборан. Идиоты.

– Белой вороной?

– Да, тормез триста. Так и звали Альку ад хрипонь: белая ворона, ад ноупле, иди

сюда. Я за неё норморош дрался сливхэ…

– Ты – белая ворона?! – старик вскрикнул.

– Я белы ворона… белы ворона… – Аля смеялась, раскачиваясь. – А-ха-ха! Белы ворона! Забыл я, забыл!

Старик по карманам пошарил, но ничего не нашёл:

– Чёрт… всё порастерял, старый дурак… у вас есть что-то дострое… мострое? Острое?! Нож, булавка? Гвоздь? Иголка? Острое?!

Близнецы зашарили по карманам.

– Ад ноупле нет.

– Нето.

– Нето-нето! – передразнил он Алю и глянул вокруг.

Снял с носа своё пенсне и быстрым движением выломал из него осколок стекла.

– Вблизи и без пенсне вижу!

Сжав осколок стекла в пальцах правой руки, левой из кармана ватника скомканный носовой платок вытащил и Але скомандовал:

– Иди сюда!

Аля подошла.

– Хочешь выжить? Хочешь выйти отсюда?

– Да, хоче. И Оле хоче.

– Тогда делайте, что скажу. И не спорь! Давай руку, Белая Ворона!

Аля руку ему протянула. Он схватил её, повернул к себе ладонью и полоснул по ладони стекла осколком.

– Ай! – Аля вскрикнула.

– Терпи! – старик прикрикнул.

– Ад ноупле… – начал было Оле, но инвалид прикрикнул на него:

– Молчи!

Из пореза на ладони кровь закапала. Инвалид платок подставил и держал его под раной, пока половина платка не окровянилась.

Потом отпустил:

– Перевяжи ей руку чем-нибудь. Только быстро!

Оле снял с шеи замызганный шарф и перевязал сестре руку.

– Теперь, парень, ступай во-он туда, где поляна. И протопчи круг. Во всю коряну, поляну! Только – ровно! Ровный круг! Живо!!

– Как ад ноупле?

– Ногами! Круг! Ровный!! – старик орал, бородой тряся.

– Ну ад ноупле… – Оле нехотя пошёл на поляну, хромая, по снегу ступая.

– А зачемо? Зачемо эт? – морщилась Аля, рану потуже шарфом перетягивая.

– Затем! – сурово инвалид произнёс.

Оле круг на поляне протоптал.

– Отлично! Теперь впиши в него медувольник… нет, треугольник! Равные стороны! Равные!! Токмо равные!!

Как сомнамбула, стал Оле равносторонний треугольник в круге протаптывать.

Протоптал.

– Стой там! А мы с тобой – пошли туда!

Передвигаясь на культях, одной рукой о снег опираясь, а другой пенсне и платок окровавленный бережно на весу держа, старик к кругу двинулся. Аля – за ним. Войдя в круг, старик вытоптал культями ватными, кожей подшитыми небольшое место в углу треугольника. И на снег примятый осторожно

платок положил. Затем, проковыляв к другому углу, вытоптал его и выложил на снег свою золотую оправу.

– А мы – сюда! – скомандовал он, в третий угол ковыляя. – Быстро!!

Аля и Оле подошли к нему.

– Садитесь!

Близнецы рядом с ним в снег сели.

– Теперь, билые мои… стилые мои… милые мои, – зашептал он хрипло, волнуясь, близнецов обнимая, – надобно нам, нам надобно… надобно нам всем… глаза закрыть!

Но не успел он произнести это, как, громко наст круша, справа от них, среди стволов пихтовых показался олень серебристо-серый: рот окровавленный открыт, глаза безумны, в боках три стрелы торчат.

– Ромм!

Подоспела-свистнула четвёртая стрела, пронзила шею зверю. И рухнул он в снег со всего бега, перевернулся, лёг и в изнеможении голову рогатую поднял.

А за оленем поверженным выскочили двое всадников на чёрных конях в одеждах леопардовых с белыми головами. Подъехали к оленю. Один из них убрал за спину лук затейливый, из гнутых ветвей сплетённый.

– Плабюх, перережь ему горло! – громко приказал один из всадников на своём языке.

Сидящая рядом с инвалидом и братом Аля услышала слово знакомое.

– Плабюх? – произнесла она.

Оле и инвалид смотрели на всадников и оленя. Всадники заметили сидящих на снегу.

– Плабюх и Хррато! – громко произнесла Аля, вспомнив книгу.

Всадники замерли в сёдлах.

Аля узнала их, героев книги, которую ей разные люди читали.

– Плабюх и Хррато! – выкрикнула она. – Я вас знай!

И рассмеялась.

Всадники сидели, замерев.

– Вы… сильный! Быстрый! Вашу мамо убил медведо! Плабюх и Хррато! Убиват медленных и жесток! Да?

– Бог с ними… это… не надо… это не помеха… не помеха… пусть скачут своей дорогой… – инвалид сощурился на всадников, сильнее близнецов обнимая. – Не теряем время! Закрывайте глаза! Быстро!

Аля, Оле и инвалид глаза закрыли.

– Открывай! – инвалид скомандовал.

Открыли они глаза свои.

В центре круга, хромым Оле протоптанного, сидел белый ворон. Он был раза в два больше обычного ворона. Его розовые глаза со зрачками чёрными смотрели неподвижно. Сидящим на снегу и в седлах показалось, что ворон мраморный.

Появление белого ворона заставило всех, кроме инвалида, оцепенеть.

Он же затрясся мелкой дрожью радостной.

Глаз ворона моргнул.

Ворон посмотрел на сидящих в круге. И пошёл на своих когтистых лапах, наст блестящий не проламывая. Одна из лап ворона была поменьше другой. Он дошёл до платка окровавленного. Глянул на него. И клюнул его своим клювом белым, загнутым на конце. Щёлкнул клювом. Снова щёлкнул, внимательно поглядывая. Наступил лапой на платок. И стал клевать кровавую ткань, выдирая кусочки и проглатывая их.