Наследница Ингамарны
Шрифт:
— Ты думаешь, этот наом… Это не случайно? Я сама не ожидала.
— Не знаю, Гинта. И ещё запомни: ты нажила себе врага.
— Ты имеешь в виду Талафа?
— Я имею в виду его мать.
— Эту несостоявшуюся колдунью?
— Несостоявшиеся люди опасней всего. Я давно знаю аттану Кайну. Она же родом из Улламарны.
— Вообще-то она мне никогда не нравилась, — поморщилась Гинта. — Можно сколько угодно прикидываться доброй и милой, но люди всё равно поймут, что ты злыдня.
— Кайна не просто злыдня. Она ещё и очень хитра. У таких людей нет ни мудрости, ни силы, но они
— Народ Ингамарны всегда любил и почитал своих правителей, — нахмурилась Гинта.
— Не спорю. Насколько я знаю, все потомки Диннувира были этого достойны.
— А я?
— А ты… — Сагаран улыбнулся и взял её за руку. — Ты ещё дитя, а уже успела нажить себе взрослого врага. Ты уже умеешь больше, чем иной взрослый колдун, но… Ты ещё очень юна и неопытна, Гинта. Будь осторожна. Не делай того, что может напугать людей. И того, что они могут неверно истолковать.
— Вечно они всё криво и косо истолкуют! — сердито сказала Гинта. — Мне кажется, большинство людей какие-то глупые. Иногда просто зло берёт!
— Большинство людей замкнуты в кругу бесконечных повседневных забот. Они не могут вырваться из этого круга и не видят дальше его пределов, а если и видят, то слишком смутно, чтобы верно понять увиденное. А непонятное пугает. Если бы у всех было одинаковое зрение… Разве можно винить человека в том, что он хуже тебя видит? Разве можно презирать его за это?
— Но ведь тот, кто видит лучше, должен разъяснять другим…
— Вот именно. А не пугать их, ради своей забавы вызывая странные видения.
— Я поняла тебя, Сагаран.
— Вот и прекрасно. Пожалуй, я поеду…
— Что за необходимость ехать ночью? Думаю, твои сагны ещё не успели по тебе соскучиться. Переночуешь в моих покоях, а утром поедешь. Нам сегодня и поговорить-то толком не удалось. Пойдём на верхнюю террасу.
Эйринтам в эту ночь сиял на фоне густо-лиловых и синих гор чистой, прозрачной белизной. Он казался ледяным замком. Словно вместо солнечного дворца здесь появилась нижняя резиденция Харранга. Далёкое высокогорное царство холодного бога было окутано мраком. Лишь над самым Эйринтамом смутно белела одна из заснеженных вершин Срединного хребта, освещённая полной Сантой. Сингал уже почти настиг её.
— Сейчас он подбежит к ней и присядет на задние лапы, — задумчиво сказала Гинта. — А передние положит ей на плечи…
— А потом они пойдут во дворец, где их ждёт Эйрин, — подхватил Сагаран и тут же умолк, увидев отстранённое лицо девочки.
— Там никто никого не ждёт. Там холод и… смерть. Я не успела…
— Перестань. Что бы там ни случилось, от тебя ничего не зависело.
— Но зачем он меня туда принёс?
— Боги приоткрыли перед тобой завесу тайны. Ровно настолько, насколько это было нужно. Когда-нибудь ты узнаешь больше. Пойдём спать.
Занятий на следующий
Глава 4. Отзвуки прошлого
Деда не было на состязаниях по син-тубану, но когда вечером он позвал Гинту в комнату с камином, девочка сразу поняла: разговор пойдёт о вчерашней стычке на площадке для борьбы.
— Что ты сделала с Талафом?
— Высокий анхакар, — спокойно ответила Гинта. — Я не причинила ему никакого вреда. Я просто поставила его на место.
— И напугала до полусмерти и самого Талафа, и его мать.
— Некоторым людям следует поучиться вежливости…
— По-твоему, это способ добиться уважения?
— Я не нуждаюсь в его уважении, однако терпеть его наглость не намерена.
— Но Талаф вполне воспитанный юноша. Может быть, ты всё выдумываешь?
— Он просто научился оскорблять незаметно. То есть… чтобы всё выглядело так, будто ничего плохого не было. Скрытое оскорбление. Но ведь за такое тоже можно поплатиться, и пусть на всякий случай не забывает об этом.
— А ты не забывай, что сила дана тебе не для того, чтобы разделываться с каждым, кто показался тебе невежливым.
— Я об этом не забываю. Но по-твоему выходит, что тот, кто сильнее, должен позволять слабому всё, включая плевки в физиономию?
— Сначала разберись, действительно ли в тебя хотели плюнуть.
— Хотели. И кажется, поняли, что лучше этого не делать. Ну а если не поняли, пусть пеняют на себя.
— До чего мне всё это знакомо, — дед едва сдерживал гнев. — Эта необузданная гордыня, упрямство… Только он хватался за кинжал, а у тебя, к несчастью, более страшное оружие.
— К несчастью? Оказывается, это несчастье, что у меня есть способ постоять за себя?
— Не всякий способ постоять за себя хорош. Уважение подданных к правителю должно основываться на доверии, а не на страхе. А если бы у тебя не было такого сильного анх, моя дорогая аттана?
— Я хваталась бы за кинжал, как мой отец, — глядя на деда в упор, отчеканила Гинта. — Что остаётся делать, когда люди не понимают по-хорошему? А Талаф тут же попросил прощения и стал кротким, как домашний гал. Он слишком благоразумен, чтобы ссориться со мной. Ты так ценишь в людях благоразумие. Ты считаешь, что его не хватало моему отцу? Возможно. Говорят, он был готов подраться с каждым, кто посмел бы дерзко посмотреть на мою мать. Он любил её. И вовсе не за то, что она была минаттана. Конечно, она была красавица… Вряд ли меня когда-нибудь будут так любить. Но если меня никто не будет любить, я ни за кого не выйду замуж! А Талафу об этом лучше и не мечтать!