Наследница Кодекса Люцифера
Шрифт:
– Спокойной ночи, – почти одновременно ответили Киприан и Андрей.
16
Андрей до сих пор никогда не боялся идти в бой, если этого нельзя было избежать. Однако сегодня утром сердце у него сжималось. Ситуация казалась ему почти нереальной, как тогда, когда все считали Киприана мертвым и отправились на штурм старого замка, чтобы спасти Александру. Может, причина состояла в том, что теперь он уже пожилой человек и не может полностью положиться на свое тело? Или терзающее душу чувство было чем-то вроде предчувствия смерти? Он уверял себя в том, что, должно
«Раньше там не было библии дьявола, – подумал он наконец. – В первый раз я отправился в Подлажице потому, что меня убедила это сделать женщина, которую я любил; во второй раз я хотел увидеть развалины, чтобы удостовериться, что далеко не все было дурным сном; а в третий раз мы с Киприаном искали тайник для библии дьявола».
Сегодня, впервые за последние семьдесят шесть лет, библия дьявола ждала возможности прийти в мир именно там.
Семьдесят шесть лет! Целых три четверти столетия! Андрею казалось, что он прожил очень, очень долго, гораздо больше отмеренного ему срока. Возможно, пришел тот день, когда тому, чье слово в данном отношении было далеко не последним, это тоже бросилось в глаза? Возможно, этот кто-то уже щелкает ножницами, собираясь перерезать нить его жизни?
Он смущенно посмотрел на Киприана. Друг подмигнул ему и ухмыльнулся. Никогда еще Андрей не испытывал такого сильного желания обладать непоколебимой верой Киприана в то, что, так или иначе, все будет хорошо.
Его будто кольнуло, когда он понял, что в сознание его совсем незаметно прокралась мысль о том, что, может быть, он скоро снова увидит Иоланту… Иоланту, единственную любовь всей его жизни. Она была мертва уже пятьдесят шесть лет. Странно, но он совершенно не боялся ни упасть с лошади во время атаки на лагерь драгун, ни быть застреленным. В нем крепла зловещая уверенность в том, что встреча со смертью произойдет в Подлажице.
– Все готовы? Тогда вперед, – прошептал Самуэль Брахе.
Они отправились пешком, ведя лошадей в поводу. Каждый разорвал одеяло или другую одежду, чтобы обмотать лошадям копыта. Нужно было постараться подобраться как можно ближе к драгунам, беззвучно оседлать коней, и тогда – вперед, только вперед!
Андрей покачал головой. С тех пор как им удалось убедить шведов присоединиться к ним, он научился ценить предводителя маленького отряда. Однако то, что он планировал сделать теперь, было чрезвычайно смелым маневром, и у Андрея возникло подозрение, что впервые в истории ведения войн в нападении будут принимать участие двое солидных господ, одному из которых уже перевалило за восемьдесят, а второй недалеко от него ушел.
Шведы представлялись ему загадкой. Они вовсе не производили впечатления членов регулярной воинской части, а обходились друг с другом так доверительно, что скорее казались друзьями, более того – членами одной семьи. Андрей уже знал, что они смоландцы. Но почему именно Самуэля Брахе и его людей выбрали для выполнения этой миссии? На любом поле брани и для любого полководца они были бы элитным отрядом, который придерживают, чтобы бросить в бой в решающий момент, когда нужно добиться победы. Самуэль и его товарищи в состоянии обеспечить победу, вне
Может, у них просто не было выбора? Или просто никто другой не согласился бы подчиняться приказам женщины, которая годилась в дочери половине отряда и одевалась как мужчина? Сначала Андрей думал, что Эбба – возлюбленная Самуэля, но позже ему стало ясно, что она не делила постель ни с одним из воинов. Смоландцы обращались с ней как с равной. Все вместе они представляли собой самую невероятную команду, какую только можно себе вообразить. Но тут Андрей вспомнил, какое впечатление его собственная семья производила на посторонних, и согласился с тем, что в отношении невероятных союзов они недалеко ушли от смоландцев.
– Чего это ты разулыбался? – спросила Эбба.
Андрей поднял глаза. Как всегда, сработал старый, хоть и не обсуждаемый навык, и они с Киприаном постепенно оказались почти во главе отряда, сразу за Самуэлем и Эббой Спарре. Без лишних слов было решено, что в том случае, если во время штурма лагеря драгун Самуэль и Эбба погибнут, Андрей и Киприан попытаются вывести остатки отряда из боя.
– Жаль, что мы не познакомились на пару десятилетий раньше, – сказал Андрей. Это было первое, что пришло ему в голову.
– Ты что, заигрываешь со мной, Андрей фон Лангенфель?
Андрей снова улыбнулся.
– Значит, шанс у меня все же был бы?
– Я люблю другого человека, – ответила она. – А когда я смотрю в твои глаза, то понимаю, что и ты тоже любишь другую.
– Уже почти шестьдесят лет, – кивнул Андрей.
– Как ее зовут?
– Иоланта. Она умерла в 1592 году: убийца перепутал ее с женой Киприана.
Эбба внимательно посмотрела на него.
– Ваша жизнь всегда была посвящена хранению библии дьявола, не так ли?
– Ну, большую часть времени нам так не казалось. Но теперь, когда я оглядываюсь в прошлое, то…
– Эта книга злая. Я знаю, она злая. Она пачкает даже воспоминания о моей любви к… – Она замолчала.
– Королеве Кристине, – закончил за нее Андрей.
Она прищурилась.
– Что, люди Самуэля проболтались?
– Нет. Я сам это понял. Вот ты смотришь в мои глаза и видишь, что мое сердце принадлежит одной-единственной женщине. А я смотрю в твои глаза и вижу, что ты пошла на это задание по одной-единственной причине: из любви. Любви к человеку, который хочет получить библию дьявола.
Пораженная, Эбба отвернулась. Она поняла, что недооценила тощего старика. В чем-то он был не менее зорким, чем Киприан. Что произошло бы, если бы они вступили в схватку с этими людьми? Эбба даже думать об этом не хотела.
Самуэль остановился. Только один человек – Магнус Карлссон – ушел еще дальше вперед. Он остановился первым и поднял руку. Перешептывания сразу же стихли. Всем стало ясно, что Карлссон достиг места, с которого он вчера ночью выследил саксонских драгун. В серо-голубой рассветной мгле он казался маленьким и потерянным; снег и небо приобрели один и тот же тусклый цвет, так что едва ли можно было сказать наверняка, где заканчивалась земля и начиналось небо. Магнус Карлссон парил между ними. Андрей моргнул. Если сейчас откуда-нибудь прилетит пуля и одиноко стоящий Карлссон ляжет на землю, это будет самой лучшей иллюстрацией метафоры об одиночестве человека на войне.