Наследница Роксоланы
Шрифт:
– Я ведь тоже… Знаю, что не должна, что не имею права… Но чувства сильнее меня! Вы… Феридан, я отдала Вам свое сердце уже давно, а теперь вверяю свою душу и свою жизнь!
– Султанша, это не может быть правдой! Должно быть я вижу сон, самый удивительный сон в моей жизни! Как бы я хотел, чтобы он никогда, никогда не заканчивался!
– Тсс, тихо! Не говорите ничего, прошу Вас! Я тоже не хочу, чтобы этот сон заканчивался.
Она сама взяла его за руку и опустила глаза.
– Султанша, я больше ничего не скажу. И Вы не говорите ничего, пока не прочитаете вот это, – с этими словами он протянул ей дневник. – Здесь мое сердце, моя душа, весь я! Каждое слово здесь истинная правда, а каждая страница увлажнена
31
О, моя любимая, услада моего сердца, свет очей моих и отрада дней моих! Вы, как и все женщины, легко и поспешно увлекаетесь, вслед за тем вас постигает разочарование, и вы готовы бросить того, которого сделали своим послушным рабом, а потом возвращаетесь, дарите улыбку, и старая, казалось бы давно зажившая рана, вновь начинает кровоточить. Любовь вновь распускается в моем сердце, точно алая благоухающая роза, и я улыбаюсь и страдаю одновременно, ибо я счастлив страдать во имя любви к Вам. А Вы? Вы не забыли своих признаний? Не изменили ли Вы словам своим и чувствам своим? Не пожелали отдаться новым чувствам?
Моя прекрасная, мне холодно, в жила стынет кровь, я жив одним лишь ожиданием тепла – тепла Вашей души. Вы моя возлюбленная и мой тиран, Вы даруете нежность и тут же ее отнимаете. Прошу Вас, не губите меня, хотя единственное, чего я желаю, – быть погубленным Вами! О, что за сладкая мука! Что за грубое томление? Что за жестокая любовь?
Обещаю, буду для Вас ласковым и чутким, не обижу Вас ни словом, ни взглядом, ни жестом. Признания мои сбивчивы, я не имею право надеяться на счастье. Прошу Вас, будьте счастливы – тогда и я буду счастливым.
Прекраснейшая из всех прекрасных женщин!
Если б Вы имели возможность увидеть мое лицо, то смогли бы постичь всю силу и глубину моей любви к Вам. Прошу Вас, не отводите глаза, ведь видеть можно и на расстоянии. И любить тоже можно на расстоянии. Я прошу разрешения лишь изредка лицезреть Вас, издалека любоваться Вами… О, я мечтал бы обратиться в птицу, чтобы каждый день пролетать над сводами Вашего дворца и наблюдать за Вами с небес. Я бы стал соловьем, чтобы услаждать Ваш слух сладчайшими песнями и дарить Вам улыбку. Если б то было в моей власти, я бы подарил Вам сто солнц и сто лун. Ничего, ничего без Вас не могу делать, Вы повсюду со мной. Ничто не властно надо мной, кроме Ваших глаз. Я обессилен от любви, она иссушила меня, вычерпала мою душу. Хотел бы я принять яд, или броситься из окна, или вонзить клинок прямо в сердце, дабы прекратить эту сладкую муку, но, кроме Вас, надо мной никто не властен. Кажется, даже время, которое всесильно, не сможет излечить меня от этой любви, от этой болезни. Моя душа, точно бабочка, дрожит, сгорая в огне разлуки и в огне надежд. Отчего, отчего это слабость? Или в том моя сила? О, все же мне придется, придется погибнуть, ибо я лишен возможности соединиться с той, что предназначена мне, с которой я желал бы никогда не расставаться.
Я корю себя за эти строки. Сожгите их, умоляю, как я сжег свое сердце.
Кто я? По сути никто. Никогда я не стремился к могуществу, но, встретив Вас, я впервые пожалел, что не обладаю всей полнотой власти, несмотря на годы, которые отдал службе на благо империи. Не понимаю, зачем люди, окружающие меня, стремятся к богатству, зачем? Ведь наше богатство – это наши чувства, наша любовь – это наша вера и надежда. Однако, если бы я обладал большей властью, я мог бы обладать и той, которая составляет единственную отраду моих дней. Все, что было да Вас – не жизнь. Увы… Я Вы зажгли во мне огонек жизни, но Вы сами и тушите
Знаю, что нами, нашей жизнью повелевает лишь один Аллах, и я молю его каждое утро, чтоб он даровал Вам блаженство. Как жаль, что не в наших силах вернуть прошлое, иначе я бы не позволил отнять у нас обоих счастье и жизнь.
Что мне остается теперь? Чего я достиг? Имя, чин? Зачем мне этот суетный мир, если в нем нет главного, – Вас? Теперь я выбираю иной путь, путь отшельничества. Так я смогу размышлять, пожалуй, мои мысли – это то единственное, над чем властен я один, и никому не под силу отнять у меня эту власть. Хочу прогнать боль и печаль, забыть о суете и заботах. Отныне я стремлюсь к смирению, ибо только в нем возможно счастье. Хотя нет, я ошибаюсь, на свете нет истинного счастья, есть только смирение.
С Вами в моей душе была гармония. Вы дарили отраду моему сердцу. Но теперь гармонии нет, нет и отрады. Я словно птица, запертая в клетку. Передо мной горы, горы тоски, я изнываю от невыносимой грусти. Печаль железными оковами сковала мое сердце и, кажется, больше не выпустит. Впереди только мука, мука длиною в жизнь. Знаю, я должен смириться, но вот как это сделать? Увы, ответа у меня нет. И никто, никто не сможет мне помочь, поскольку ни с кем не могу я поделиться своим горем и своим счастьем.
Хочу бежать от Вас, но не могу. Что будет со мною без Вас? Разве я смогу жить в мире, где не будет той, которую люблю, без которой не дышу? Зачем мне он, этот мир? О нет, моя душа не выдержит разлуки. Находиться вблизи Вас, знать, что Вы рядом, что Вы гуляете по своим прекрасным садам, что Вы разговариваете, дарите кому-то улыбку и смех, просыпаетесь утром и засыпаете вечером – вот истинное счастье. И мне не нужно другого рая.
Все твердят, что я болен! Что ж, они правы. Я болен, и болезнь моя неизлечима. Болезнь моя называется любовь. Я не ищу исцеления. Этот недуг окрыляет меня, и в то же время я чувствую, что душа моя наполняется страстью. Смею ли я мечтать о встрече? О поцелуе? О, один лишь только поцелуй… Если б этому суждено было сбыться, я бы сказал, что мне не нужно рая, поскольку я бы уже побывал в раю. Когда закончится действие сего дурмана? Наверное, никогда.
Моя любимая! Для Вас я готов сделать невозможное. Если Вы потребуете принести солнце к Вашим ногам, я поднимусь высоко в небо, долечу до небесного светила, сорву его и доставлю Вам. Если Вы прикажете мне убить себя – пойду на это с радостью. Брошусь со скалы, затяну веревку на шее, вотку кинжал в сердце – все ради одной Вашей улыбки. Мне не жалко и головы моей – отсеките ее и играйте с ней, как с мячиком. Я и то посчитал бы величайшей милостью.
Кругом много женщин, но разве хотя бы одна из них может сравниться с Вами? Разве Вас вообще можно с кем-то сравнивать? Вы единственная, Вы свет, Вы любовь, Вы краса, Вы счастье. О, как сильно я обжегся… Обжегся одним только чистым взглядом Ваших прекрасных лучистых глаз…
Я знаю, что Вы есть, – и мне больше ничего не нужно. Вы точно родник, даруете мне силы, наполняете мое существо жизнью. Без Вас и меня бы не стало. О, как я рад, что мое сердце, которое казалось мне твердым, словно камень, не выдержало этой борьбы и уступило в первой же схватке! Какую сладкую муку я сейчас испытываю! Дни и ночи напролет только Вы передо мной! К Вам, только к Вам! О, как бы мне хотелось сказать Вам «Ты», но даже здесь, не бумаге, я не смею – Вы слишком далеки от меня. Я пишу эти строки, и глаза мои наполняются слезами… Как бы я хотел, чтобы когда-нибудь Вы прочли их… Когда-нибудь, лучше когда меня уже не станет… Что подумаете Вы о своем бедном рабе? О, боюсь даже представить… Нет, пусть мои страдания и слезы будут здесь, на этом пергаменте.