Наследница. Графиня Гизела (сборник)
Шрифт:
— Да, — ответила она коротко.
— Ваш отец по смерти своей жены оставил вас в X.? Вы выросли здесь? — спрашивал он дальше, очевидно смущенный гордым видом девушки.
— Да!
— Ему оставалось недолго заботиться о вас. Насколько мне известно, он восемь или девять лет назад умер в Гамбурге от нервной горячки.
— Я только теперь узнаю, что он умер, — ответила Фелисита, и на ее глазах показались слезы.
Но, несмотря на потрясение, она чувствовала все-таки какое-то болезненное удовлетворение: госпожа Гельвиг часто говорила, что ее отец тунеядствует и не
— Мне очень жаль, что пришлось сообщить вам это печальное известие, — сказал Гиршпрунг с сожалением. — С ним вы потеряли единственного родственника, который остался у вас после смерти вашей матери… Я узнавал о прошлом этого человека — он с детства был одинок на свете. Таким образом, как это ни жаль, у вас нет родных.
— Позвольте вас спросить, господин фон Гиршпрунг, какое отношение к вашей семье имела мать этой молодой девушки? — спросила советница, возмущенная тем, что он отказывается от родства с Фелиситой.
Краска покрыла его лицо.
— Она была когда-то моей сестрой, — ответил он беззвучным голосом, но делая ударение на слове «когда-то». — Я умышленно избегал упоминать об этом родстве, — продолжал он после паузы, — так как иначе я должен сделать этой молодой даме такие открытия, от которых ей лучше было бы быть избавленной… В тот момент, когда госпожа Орловская протянула свою руку фокуснику, она перестала быть членом нашей семьи… В нашей фамильной книге рядом с ее именем не записано имя ее мужа — в ту минуту, когда она переступила наш порог, мой отец вычеркнул ее имя, это было для него в тысячу раз тяжелее, чем поставить надгробный памятник… С тех пор имя Меты фон Гиршпрунг никогда не упоминалось.
Советница во время этих уничтожающих открытий любовно обняла Фелиситу… Невдалеке стоял профессор — он не произнес ни слова, но его глаза с выражением любви и сочувствия покоились на бледном лице молодой девушки, которая снова должна была страдать за свою покойную мать… Наступила тяжелая пауза. В этом всеобщем молчании лежало строгое осуждение; говоривший тоже почувствовал это и сказал нерешительно:
— Будьте уверены, что мне очень тяжело доставлять вам неприятности, но я могу называть вещи только своим именем… Я охотно сделал бы для вас что-нибудь… Какое положение занимаете вы в этом уважаемом доме?
— Моей любимой дочери, — ответила советница вместо Фелиситы, глядя на него твердо и проницательно.
— Видите, вам выпал счастливый жребий, — сказал он молодой девушке. — К сожалению, пока мои родители живы, я не мог бы предоставить вам прав дочери; того, что вы носите имя Орловской, совершенно достаточно, чтобы они никогда не допустили вас до себя.
— Как, родные дедушка и бабушка? — воскликнула с негодованием советница. — Они могут знать о существовании внучки и умереть, не видя ее? Этого я никогда не пойму!
— Дорогая госпожа советница, — ответил фон Гиршпрунг с холодной улыбкой. — Аристократическое чувство и высокое стремление сохранить незапятнанной семейную честь — это особенности семьи Гиршпрунгов, от которых я также не могу отказаться. Любовь стоит у нас на втором плане. Я вполне разделяю взгляды
— Ну хорошо, пусть мужчины думают об этом, как они хотят, — настаивала советница. — Но бабушка, она должна быть камнем, если она слышала об этом ребенке и…
— Именно она меньше всех способна простить, — перебил старую даму Гиршпрунг. — Моя мать имеет в своем роду много членов старых графских фамилий и бережет блеск нашего дома… Впрочем, многоуважаемая госпожа советница, — прибавил он с легкой насмешкой, — вы можете попробовать возбудить участие к вашей любимице. Даю вам слово, что поддержу вас в этом деле…
— Прошу вас, ни слова больше! — воскликнула Фелисита в невыразимой муке, освобождаясь из объятий старой дамы. — Будьте уверены, — обратилась она спокойно и холодно к Гиршпрунгу, — что мне никогда не придет в голову опираться на прежние права моей матери. Она отбросила их ради своей любви, и после всего, что вы сейчас сказали, я вижу, что она только выиграла от этого… Я выросла с мыслью, что я одинока, и теперь я тоже считаю, что не имею ни дедушки, ни бабушки.
— Это звучит горько и резко, — сказал он слегка смущенно. — Но при настоящих обстоятельствах я вынужден оставить вас при вашем решении… Я сделаю для вас все, что только в моих силах. Я ни минуты не сомневаюсь, что мне удастся выхлопотать для вас у моего отца приличную пожизненную ренту.
— Благодарю, — перебила она гневно. — Я вам только что сказала, что у меня нет дедушки. Как же вы можете думать, что я приму подаяние от чужих?
Он снова покраснел и с видимым смущением взял свою шляпу — его никто не удерживал. Он повернулся к адвокату с некоторыми деловыми вопросами, потом подал Фелисите руку, но молодая девушка только церемонно поклонилась. Это был жестокий урок, который дочь комедианта дала гордому господину Гиршпрунгу. Он смущенно отступил назад, поклонился остальным и вышел, сопровождаемый адвокатом.
Когда за ними захлопнулась дверь, Фелисита закрыла лицо руками.
— Фея! — воскликнул профессор и протянул к ней руки. Она подняла голову и бросилась в его объятия. Молодая, дикая птичка отдавалась на вечные времена и не делала больше попыток улететь; ей было так хорошо отдыхать в этих сильных руках после того, как она в борьбе с бурей и непогодой чуть не погибла.
Советница Франк сделала знак своему мужу, который радостно улыбался, и они тихо вышли из комнаты.
— Я хочу, Иоганн! — воскликнула молодая девушка, поднимая глаза, в которых еще блестели слезы.
— Наконец-то! — сказал он, крепче сжимая девушку, которая теперь всецело принадлежала ему. Какой луч любви и нежности светился в суровых серо-стальных глазах и озарял счастливо улыбающуюся девушку! — Я все время ожидал этого слова, — продолжал он. — Слава Богу, что оно произнесено по собственному побуждению… Иначе мне пришлось бы добиваться его сегодня вечером, и тогда оно, вероятно, не принесло бы мне такой радости, как теперь. Неужели, прежде чем ты захотела сделать меня счастливым, я должен был перенести такие тяжелые испытания?