Наследница. Графиня Гизела (сборник)

Марлитт Евгения

— Вы так враждебно настроены, что не можете понять перемены. Фелисита, недавно вы говорили, что обожали вашу мать, что она называла вас «Фея». Я знаю, что все, кто вас любит, называют вас этим именем, и я тоже хочу сказать: «Фея, я ищу примирения!»

— Я не сержусь больше, — сказала она глухо.

— В ваших устах эти слова значат очень много, но они меня еще далеко не удовлетворяют… Что пользы в том, что мы помиримся, а потом снова разойдемся на всю жизнь? К чему мне знать, что вы больше не сердитесь, если я не могу постоянно убеждаться в этом? Если примирились люди, которые были так чужды друг другу, как мы, то они должны

и оставаться вместе — поедемте со мной, Фея!

— Я с отвращением думаю об институте и не могла бы покоряться шаблонному обращению, — быстро ответила она.

По его лицу скользнула улыбка.

— Идея об институте возникла по необходимости. Мне самому пришлось бы тогда плохо… Могло случиться, что я не видел бы вас день-два, а при встрече вокруг нас стояла бы дюжина любопытных учениц и ловила бы каждое наше слово. Или же госпожа Берг, строгая начальница, сидела бы рядом и не позволяла, чтобы я держал в своих руках эту маленькую ручку… Нет, я хочу постоянно видеть это милое, упрямое лицо, я должен знать, что там, куда я приду после напряженной работы, меня ждет моя Фея и думает обо мне, но ведь все это может осуществиться лишь тогда, когда вы будете моей женой!

Фелисита вскрикнула и попробовала вырваться, но он крепко держал ее.

— Эта мысль пугает вас, Фелисита? — в голосе его звучало глубокое волнение. — Я хочу надеяться, что этот испуг происходит только от неожиданности. Я говорю себе, что до той поры, когда вы станете моей женой, может пройти еще много времени. Но я буду стремиться завоевать вас твердостью моей любви, я буду ждать, как это ни тяжело, пока вы по собственному побуждению не скажете мне: «Я хочу, Иоганн!»… Я знаю, какие чудеса происходят в человеческом сердце. Я бежал из маленького городка, чтобы избавиться от своей внутренней борьбы, и тогда-то случилось чудо. Я понял, что то, что я хотел упрямо и дерзновенно стряхнуть с себя, будет блаженством моей жизни… Скажите мне хоть одно слово, дающее надежду.

Молодая девушка понемногу высвободила свои руки. Ее брови нахмурились, как будто от сильной боли, угасший взгляд был устремлен на пол, и холодные пальцы были судорожно сжаты.

— Вы хотите успокоения от меня? — спросила она слабым голосом. — Час назад вы сказали: «Это будет ваша последняя борьба», а теперь снова толкаете меня в ужасную борьбу… Но что значит борьба с внешними врагами по сравнению со внутренней борьбой со своими желаниями? — Она в отчаянии заломила руки. — Я не знаю, за какую вину Бог вложил мне в сердце эту несчастную любовь.

— Фея!

Профессор протянул руки, чтобы привлечь ее к себе, но она отстранилась, хотя лицо ее просветлело.

— Да, я люблю вас, вы должны знать это, — повторила она, и в ее голосе слышались и радость, и слезы. — Я могла бы уже теперь сказать: «Я хочу, Иоганн», но эти слова никогда не будут произнесены.

Он отступил назад, и смертельная бледность покрыла его лицо; он слишком хорошо знал энергичную девушку: она никогда не отступала от своих слов.

— Вы бежали из X., но почему? — продолжала она тверже. — Я вам скажу почему: ваша любовь ко мне была преступлением против вашей семьи, она шла вразрез с вашими принципами, и ее следовало вырвать из сердца, как сорную траву.

То, что вы возвратились после вашего бегства с теми же чувствами, произошло не по вашей вине, вы покорились той же силе, которая заставляет и меня, против своих убеждений, любить

вас. После тяжелой борьбы гордые купцы уступили свое место в вашем сердце презираемой дочери комедиантов, но ничто в мире не может заставить меня думать, что я сохраню это место на всю жизнь. Несколько недель назад вы высказали свое убеждение, что различие положений в браке никогда не сглаживается. Вы слишком сроднились с этим принципом, чтобы в несколько недель могли совершенно от него отказаться. Вы теперь отрекаетесь от него, но в моей душе все равно останется воспоминание о нем.

Она в изнеможении замолчала. Профессор стоял, закрыв глаза рукой, губы его подергивала судорога. Когда Фелисита умолкла, он опустил руку и тихо сказал:

— Прошлое против меня, но вы все-таки ошибаетесь, Фелисита. О Боже, как мне доказать вам это!

— Внешние обстоятельства нисколько не изменились, — продолжала она неумолимо. — На вашу семью не легло никакого пятна, мое положение осталось таким же презираемым, как и прежде. Я не имела бы совести, если бы воспользовалась моментом, когда вы слушались только голоса вашей любви, с трудом борясь со своими взглядами. Я спрашиваю вас по совести: не правда ли, вы высокого мнения о прошлом вашей семьи?… Пробовали ли вы спросить себя, одобрили бы ваши предки этот неравный брак?

— Фелисита, вы говорите, что любите, и все-таки способны так меня мучить? — воскликнул он.

Ее взгляд смягчился, она взяла его руку.

— Я также невыразимо страдала, когда вы говорили о нашей совместной жизни, — сказала она взволнованно. — Между нами вечно будет стоять опасение вашего раскаяния. При каждом вашем мрачном взгляде, при каждой складке на лбу я буду думать: «Настал момент, когда он сожалеет о прошлом, когда он возвращается к своим прежним взглядам, когда он внутренне отталкивает тебя как причину своего отречения!»

Я сделала бы вас несчастным своим недоверием, которое не могла бы победить.

— Это ужасное возмездие, — глухо сказал Иоганн. — Впрочем, я смело беру на себя это несчастье… Я буду безропотно переносить ваше недоверие, как оно ни тяжело. Должно же настать время, когда все выяснится… Фелисита, я устрою для вас такую жизнь, в которой вам не придут в голову никакие злые мысли. Конечно, может случиться, что я приду домой со складкой на лбу, с суровыми взглядами, которые неизбежны в моем призвании, но дома у меня будет Фея, которая уничтожит все складки и успокоит меня. Неужели вы растопчете свою любовь и сделаете несчастным человека, которому можете дать высшее счастье на земле?

Фелисита отошла к двери, она чувствовала, что под влиянием его красноречия нравственная сила изменяет ей, и все-таки, ради него самого, должна была оставаться твердой.

— Если бы вы могли жить со мной в полнейшем уединении, тогда я охотно последовала бы за вами, — ответила она, торопливо схватив ручку двери, как будто это была ее последняя поддержка. — Не думайте, что я боюсь света и его суждений, но, живя в обществе, я боюсь найти врага в вас самом. Происхождение из хорошей семьи имеет в свете большое значение, и я знаю, что в этом вы с ним вполне согласны. У вас есть фамильная гордость, и если в этот момент вы не придаете ей никакого значения, то при постоянных встречах со знакомыми, имеющими такое же общественное положение, как и вы, рано или поздно у вас появится сожаление о том, что вы слишком многое принесли в жертву ради меня!