Наследница
Шрифт:
Повернулась к Моретти и заглянула в ошарашенные глаза.
– Он вынудил меня, - извиняющимся тоном проговорила я. Почему-то вину я ощущала не только перед Давидом.
– Девушка, с которой ты был у нас на вечеринке, на самом деле работала под прикрытием. Но когда ты не очаровался ей в должной степени, выбор Ольховского пал на меня..., - за моей спиной скрипнули зубы Давида. Развернулась к нему лицом и продолжила: - Полковник приехал тем вечером, когда мы семейно ужинали дома. Привёз твою рубашку. Ту самую, которую я не смогла отстирать и выбросила в мусор. С кровью Тагира. Показал постановление
– горло перехватило колючей проволокой, а потому получалось только шептать. Если продолжу говорить, точно расплачусь. От облегчения... Я призналась, но вопреки ожиданиям, небо на землю не упало. Зато с плеч скатилась пара тонн. Они развернулись, возвращая спине красивую осанку.
Мужчины напряженно молчали. Обмозговывали. Пистолеты по-прежнему находились в боевой готовности, но нависшая угроза постепенно утрачивало густоту. Амадео опустил оружие первым. Щелкнул затвором и небрежно кинул макар на тумбу.
– Ты успела передать ему какую-то информацию?
– Нет, - закрутила головой, покусывая губы.
– Посажу гаденыша в контейнер и пущу в кругосветку. Без еды, воды и разумной компании, - устало вздохнул мужчина и растер висок.
– Есть идея получше.
– заявил Давид, пряча свой огнестрел за пояс брюк. Злость ещё клубилась возле него, мелькала на дне расширенных зрачков, но помимо неё появились облегчение, капелька азарта и вызов. Он не испугался возможности загреметь в тюрьму, а принял ее как данность, подстегивающую к решительным действиям.
– Отплатим ему той же монетой.
Глава 14
Шлёпок кипы документов вынудил Ольховского оторваться от смартфона. Тонкие губы сложились в самодовольную ухмылку, а взгляд с масляным отблеском окинул меня с ног до головы. Мужчина напротив - надменный и напыщенный - ликовал. Если я принесла необходимые документы, значит он выиграл. Сломал женщину, грязно манипулировал ей, а теперь пришло время собирать сливки.
Сегодня я в образе подавленной и униженной. Без косметики и укладки, словно рыдала до самого утра.
– Верни рубашку.
Ольховский улыбнулся шире, и снова пробежался глазёнками по джинсам и льняной рубашке.
– Как тебе ночь с итальянцем? Так же горяча, как с Давидом?
– Идите к черту.
– Фи, как грубо. Ты злая, потому что он не доставил тебе удовольствие? Моретти эгоист в постели?
– с напускным ужасом полковник прикрыл ладонью рот и округлил глаза.
– Испытайте на себе, а потом расскажете.
– Дерзишь. А ведь жизнь твоего Давида ещё в моих руках. Хотя, какой же он твой, если ты переспала с другим, верно?
– Вы дали слово, - для убедительности я сжала кулаки и слегка наклонила голову, пряча глаза. В этот момент, по закону жанра, они должны заблестеть от слез.
– Как просто управлять женщиной. До чего слабое, чрезмерно эмоциональное существо. Ради любимого вы способны перешагнуть через себя, но стоит ли он того? Нет, ни капельки, - Ольховский пододвинул к себе документы и без интереса пролистал.
– Правда в
Мужчина прищурился, воображая свой головокружительный успех, и елейно улыбнулся.
– Так и вижу пёстрые заголовки новостных лент: криминальный авторитет упрятан за решётку на двадцать лет; торжество правосудия: полковник в отставке навёл порядок в городе.
Сердце забилось чаще. Я надеялась уйти отсюда крепко сжимая кусок ткани, виновный во всем этом бедламе. Ольховский обманул, просто воспользовался мной. А что если бы вчера Давид не явился в особняк Моретти? Тогда бы я с треском проиграла все партии. Нельзя связаться с шантажистом и уповать, при этом, на его добропорядочность. Такие люди априори склонны к обману. О чем я только думала...
– Вы отвратительны, - выплюнула я, смерив его презрительным взглядом. Даже играть не пришлось.
– Это говорит мне дочь сутенера, - противно рассмеялся он.
Из его кабинета я выскочила, громко хлопнув дверью. Смех сопровождал меня до самой улицы, впиваясь омерзительной интонацией прямо в мозг. Обыграл, обвёл вокруг пальца. Чуть ни сломал мне жизнь.
С Давидом мы так и не поговорили. Он непривычно молчит, задумчиво хмурится, старается долго на меня не смотреть. Сжала в кулачок кулон на груди и судорожно вздохнула. Что если я все испортила? Если за два месяца он разлюбил? Нашёл другую? А меня искал только для того, чтобы проучить?
«Убери руки от моей женщины» - прозвучал его голос в голове. Нет, я хорошо знаю этот собственнический тон. Он не остыл.
Быстрым шагом я убиралась подальше от Ольховского, боясь, что кто-нибудь из его мордоворотов пристанет ко мне и втянет в ещё какую-нибудь авантюру. С них станется. Небольшая тревога клокотала под рёбрами, вынуждая все время оглядываться. Когда расстояние между нами можно было измерить парой кварталов, а разум согласился с отсутствием погони, шаг замедлился сам собой.
Глубоко и поверхностно дыша, я пробиралась по людным улицам: мимо невысоких белокаменных домов с алой черепичной крышей, небольших магазинчиков, пекарен, источающих головокружительный аромат свежей выпечки, статных католических соборов, - и, словно видела все это впервые. Не будь на сердце тяжелого морального груза, я бы точно насладилась этой необыкновенной, размеренной атмосферой. Непременно попробовала бы настоящую пиццу, прогулялась бы по ночной Флоренции и долго бы разглядывала звёздное небо. Я по-детски зажмурилась, горячо взмолившись про себя: «Господи, пусть все будет хорошо... я обещаю, что....».
Настроившись на торг, я собиралась сулить небу примерное поведение, благотворительность и регулярное посещение церкви по воскресеньям, но меня прервал голос, приковавший своей низкой частотой к земле.
– Аня, садись в машину.
Зажмуриться пришлось сильнее. До разноцветных звёздочек перед глазами. Нравоучительный тон не обещал легкомысленней беседы. Давид снова не в настроении, но хотя бы дождался меня, как обещал.
Воровато оглядевшись, подошла к припаркованной машине и скользнула на переднее кресло. Замки на дверях тут же щелкнули, и чёрный седан с тихим гулом мотора втиснулся в общий поток машин.