Наследница
Шрифт:
— Да, мы.
— Значит, те двести рублей, что получили крестьяне Каменки, пожалованы вами?
— А откуда вам известна точная сумма? Тоже от забавного мужичка Матвея?
— Нет, от забавного мужичка Леонтия.
— Ах, вот оно что. Что ж, по крайней мере, мы выяснили, что денег у нас при себе всё же нет. Так что у вас всего два варианта дальнейших действий.
— И какие?
— Либо вы отправляете сообщение бурмистру о том, что мы у вас в руках, и назначаете сумму выкупа, либо с таким же сообщением отправляете одного из моих слуг в Польшу. В первом случае вы рискуете навлечь ещё больший гнев бурмистра и возможную попытку с его стороны использовать ситуацию для вашей поимки. В результате вместо
— Я вас успокою. Таскать с собой лишних людей нам не потребуется. Поверьте, есть много мест, где вас никто, кроме нас, найти не сможет. И выбраться оттуда невозможно.
— Охотно верю.
— Что же до первого варианта, то у меня есть много способов получить за вас выкуп, не подвергая опасности ни себя, ни своих людей.
— Тем лучше для вас. Так какой же вариант вы выберите?
— Третий.
— Третий? Это какой же?
— Я отпускаю вас. Вас и ваших людей.
Элен помолчала, потом всё же спросила:
— Почему?
— Потому что вы уже заплатили свой выкуп. Причём добровольно.
— Вы сейчас о чём? О деньгах, отданных Леонтию? Но из них ничего не досталось вам. Или не так?
— Разве в этом дело? — атаман улыбнулся. — Если вы говорили с Матвеем, то должны знать, что большую часть добычи мы отдаём людям, которые в этом нуждаются. Так что ничего не нарушено и сейчас. И вы свободны. Единственное, что мы у вас заберём, это верховых лошадей. В них есть острая необходимость. А вы все поместитесь в карете.
Элен, молча, поклонилась, а атаман продолжил:
— Поедете утром, по свету, чтобы с вами не случилось ещё какой-нибудь неприятности. Для этого же я дам вам провожатого, он выведет к городу. А до утра прошу вас быть нашими гостями.
Через несколько минут они сидели у огня в ожидании, когда будет готова дичь, запах которой приятно щекотал ноздри и напомнил Элен, что она давно уже проголодалась.
Когда трапеза была закончена, все разбрелись, кто куда. Некоторые прилегли тут же, возле костра, среди них были и слуги Элен. Другие отошли к кустам и легли под ними в ожидании рассвета. Несколько человек разошлись в разные стороны по лесу, где затаились, охраняя лагерь.
Элен отошла от огня и присела на камень. Спать не давала голова: стоило только попытаться прилечь, как сразу начинало казаться, что куда-то проваливаешься, падаешь. Это ощущение бесконечного падения вызывало дурноту. Сидя было легче, почти ничего не ощущалось.
— Простите, что вам нанесли увечье, — голос атамана, раздавшийся совсем рядом, был неожиданным. — Удар по голове — очень неприятная штука.
— Да, очень, — согласилась Элен. — А вы почему не ложитесь?
— Не знаю… Скажите, а почему вам, гражданину другой страны, пришло в голову помочь мужикам из русской деревни?
— Странный вопрос, — подняла голову Элен и тут же поморщилась от боли.
— Почему же странный? — Её собеседник, видимо сообразив, что ей неудобно смотреть вверх, присел рядом.
— Помочь хотелось, прежде всего, детям, которым просто нечего было есть. А уж потом пришло решение сделать хоть что-то для всех… Я, конечно, понимаю, что всё это — капля в море. Мы уехали, деньги закончатся быстро, и вновь всё вернётся к изначальному положению, но… Ну, нельзя было безучастно смотреть на всё это!
— Да. Я понимаю. Поэтому я и занимаюсь… тем, чем занимаюсь. Я тоже больше не мог смотреть на всю эту страшную жизнь и ничего не делать.
Помолчали. Потом Элен всё же решилась задать вопрос, который её интересовал с того момента, как она увидела и услышала этого человека:
— Если мне позволено будет спросить: как вы, человек наверняка образованный и, смею предположить,
— На это трудно ответить… А впрочем…. Да, вы правы, я не из простой семьи. Я дворянин. У меня когда-то было всё — семья, достаток, друзья. И в один миг я потерял всё. Я остался один. Моё место занял другой человек, а я стал изгоем. У меня нет даже дома… Я такой же обездоленный, как и все эти несчастные, которых вы пожалели и решили помочь. Но несчастные, доведённые до отчаяния, могут стать опасными. Очень опасными! Такие люди стали уходить в лес и промышлять разбоем, чтобы хоть как-то прокормиться самим и чем-то помочь оставшимся жёнам и детям. Здесь, в лесу, мы и повстречались. Не буду рассказывать, каким образом я стал во главе этой шайки. Всякое было. Но, в конце концов, меня сделали атаманом. Вот уже четыре года мы живём в лесу и наводим страх на всю округу, — он вновь усмехнулся. — Даже хозяин этих мест редко сюда приезжает. А если и появляется, то не охотится, как бывало раньше, а сидит себе тихо в своём доме. В последнее время и вовсе перестал приезжать.
— Перестал?
— Да. И очень жаль, — теперь в голосе была угроза и сдерживаемая ярость. — Хотелось бы мне с ним встретиться! — потом помолчав, и успокоившись после неожиданной вспышки, добавил: — Вот так и получилось, что я — потомственный дворянин — живу среди мужиков в лесу. Вместо охоты ради удовольствия — охота ради пропитания, вместо скачек — погони, вместо балов — игра в прятки с теми, кто имеет желание нас поймать…
— Я понимаю вас, — тихо сказала Элен. — Волею судьбы случилось так, что моя жизнь напоминает вашу. Мне тоже пришлось пережить потерю всех родных и дома. Но мне повезло больше. Мой приёмный отец любит меня и делает всё возможное, чтобы мне было хорошо. Правда, это ему удаётся с трудом, — грустная улыбка пробежала по её губам. — У нас слишком разные понятия о том, что нужно, чтобы стать счастливым.
— Искренне рад за вас. Это так много — когда тебя кто-то любит, о тебе заботится. Кажется, я всё бы отдал за то, чтобы не быть одиноким.
— Но вы не одиноки. Все эти люди — они нуждаются в вас и любят вас. Разве не так?
— Так. Но это другое. Нас ничто, кроме вынужденной жизни в лесу и связанных с ней тягот, не связывает. Я соскучился по обществу равных мне людей, с которыми можно поговорить о вещах, недоступных разуму этих, несомненно, очень хороших, честных, но ограниченных людей. Я уже стал забывать даже, что ношу шпагу! Использовать её доводится редко, только в случае упорного сопротивления, или защищаясь. А это случается всё реже, с нами стараются не спорить, если уж попались. А мои люди предпочитают другое оружие — топор, кистень, дубинку, наконец. Они надо мной посмеиваются, говорят, что если человека проткнуть такой тонкой спицей, он выживет, а вот если топором или палкой по голове, — Элен машинально поднесла руку к затылку. — Простите. Я забылся. Не стоило сейчас об этом говорить.
— Да нет, отчего же? Мне уже лучше. Что же до шпаги… Если хотите, можете воспользоваться ситуацией.
Атаман вопросительно смотрел на неё и молчал, недоумевая.
— Предлагаю вам дружеский поединок.
— Вы серьёзно?
— Абсолютно! Солнце ещё не взошло, но света нам будет достаточно. Место здесь открытое, земля ровная. Только нужно предупредить всех, что это не всерьёз. Согласны?
В Элен проснулся азарт. Давно уже она не упражнялась, а проверить свои силы в бою с незнакомым противником было и подавно интересно. Атаман кивнул, проворно вскочил и направился к отдыхающим мужикам. Элен тоже поднялась, чтобы подойти к своим людям. В голове вновь зашумело от резкой перемены положения, в глазах опять проплыли и исчезли цветные пятна. Она, разозлившись, заставила себя не думать об этом.