Наследник двух Корон

Марков-Бабкин Владимир

Разворачиваю огненного коня к войскам и кричу по-русски:

— Здорово, братцы!

Ответное бодро-радостное:

— ЗДРА-ВИЯ-ЖЕ-ЛА-ЕМ-ВА-ШЕ-КО-РО-ЛЕВС-КОЕ-ВЫ-СО-ЧЕСТ-ВО!!!

* * *

РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 1 (12) февраля 1742 года.

Императрица смотрела на происходящее с балкона дворца.

Петер приехал. Это хорошо и плохо.

Хорошо, потому что её собственные позиции укрепляются. Плохо, потому что он явно не тот испуганный забитый мальчик, о

котором она получала столько донесений. Молодой, красивый, статный, уверенный в себе. По такому барышни будут рыдать и вздыхать ночами.

Доклад командующего.

Петер разворачивает своего огненного коня и громогласно приветствует:

— Здорово, братцы!

Ответное бодро-радостное:

— ЗДРА-ВИЯ-ЖЕ-ЛА-ЕМ-ВА-ШЕ-КО-РО-ЛЕВС-КОЕ-ВЫ-СО-ЧЕСТ-ВО!!!

А вот это плохо. Конечно, ей доносили, что молодой герцог усиленно учил русский и шведский. Но, слишком хорошо он говорит по-русски. Сказано мало слов, но уже ясно, что языком будущий Наследник владеет вполне пристойно.

Ещё хуже, что он может найти отклик в сердцах Гвардии.

Вон как уверенно и красиво объезжает на своём золотом коне, приветствуя построенные полки.

Он им явно нравится.

Нельзя его подпускать к армии.

Никак нельзя.

Меж тем, церемония на площади окончена и Петер, спешившись, идёт по ковровой дорожке к дворцу.

* * *

РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 1 (12) февраля 1742 года.

Шетарди стоял в числе прочих почётных гостей в Тронном зале в ожидании герцога Карла Петера Ульриха.

А вот и он.

Свита, всё, как полагается.

Торжественная встреча.

За герцогом несут подарки Императрице.

Скользящий скучающий взгляд. И вдруг…

ТАКАЯ ЗНАКОМАЯ ШКАТУЛКА!!! ШКАТУЛКА ДЕ БРИЛЛИ!!!!!!!!

Ах ты ж…

Шетарди чуть не выругался вслух…

* * *

РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 1 (12) февраля 1742 года.

— Ваше Императорское Величество, благодарю вас за приглашение посетить Россию. Это Честь для меня.

Склоняю голову.

Царица кивает в ответ.

— Герцог, рада вас приветствовать в России. «Хорошо ли доехали?» — говорит Она на немецком.

Вновь моя голова склоняется в приветствии.

— О, благодарю вас, Ваше Императорское Величество. Всё благополучно. Россия — прекрасная и удивительная страна, — отвечаю ей на русском.

Дипломатический политес. Но я не мог не отметить, что Императрица с удивлением слушает мою русскую речь.

Тётушка развела руки, мы, как принято, троекратно обнялись. Не перегибаю ли я палку?

Всё может быть. Всё может быть…

* * *

РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. МАЛАЯ ГОСТИННАЯ. 1 (12) февраля 1742 года.

Что ж, официальный приветственный обед позади. Мы посидели часик, что называется, «на камеру», в узком кругу, поговорили «о погоде». На «аглицкий манер» всего две перемены блюд. От принимающей стороны была Елисавета Петровна и известный молчун канцлер Правительствующего

Сената Алексей Черкасский, так что допущенному со мной к высочайшему столу Берхгольцу и поговорить было не с кем. Зато разговор шел на русском. Выросший в России Фридрих Вильгельмович знал его хорошо и был представлен моим учителем. Чин его был выше, чем у фон Брюммера, к тому же тот с дури показал на днях фон Корфу оспины, за что и был оставлен пока в Ропше на карантине. К нашей радости и его неудовольствию. Ничего, пусть знает своё место. Крамера и Бастиана стороживших мои подарки в столовую не пустили. Я успел перекусить рябчиком с «икрой заморской» и поданными к Токайскому вину профитролями. Ерунда, в общем. Я этим «голубем» и пироженками с грибами и печёночным паштетом не наелся. Не особо стесняясь, я попросил чаю, на что тётушка что-то сказала лакею, заметив, что чай ждёт меня позже. Пришлось пригубить Токайского «за компанию» под внимательным взглядом родственницы.

Понятно, что в центре внимания и комплиментов были Ея Императорское Величество, но, и на меня косились тоже, что очевидно. И тётушка, кажется внимавшая каждому моему жесту и слову.

Ничего. Отулыбался по полной.

Присутствующие возрадовались.

Наконец Императрицы меня плавно похитила, и мы, оставив наших сотрапезников, перешли в другую гостиную. Какую? Бог весть. Я не знаток Эрмитажа, да и Зимний дворец, каким я его знаю, даже не в проекте. Комната велика, но не зала. Там нас уже ждёт столик, на котором чайники, разные чаи, и всякие вкусности к чаю. Вижу, на чае в Зимнем дворце не экономили. Чай не придорожная таверна.

* * *

РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. СВЕТЛЫЙ КАБИНЕТ. 1 (12) февраля 1742 года.

— Петер или лучше Пётр?

Лью хозяйке и себе из молочника сливки, наливаю заварку и кипяток. Киваю. Ожидаю встречного кивка.

Отпиваю чай.

— Если на то будет воля Вашего Величества, то я бы предпочёл именоваться Петром. Мы в России, да и Честь для меня носить имя моего великого деда.

Кивок.

— Похвально. Вы хорошо говорите по-русски.

— Я стараюсь, Ваше Величество.

— У кого учились?

— У Фридриха Вильгельмовича Бергхольца в основном, — отвечаю.

— Фридрих, конечно, вырос в России и говорит изрядно, но у него явно немецкий акцент, — констатирует Императрица.

Беру кремовый кусочек сахара. Тростниковый. Другого пока нет. Мочу его. Прикусываю. Запиваю.

— А, Вы о манере? Так к нам, бывало, купцы в Киль заходили. Удавалось пару раз беседовать.

Тётка кивает.

— Ну, манеры у тебя точно смесь аглицких с нижегородскими, — говорит Она размерено и повторяет манипуляцию с сахаром вслед за мной.

Киваю. Удобная для меня версия. Но вижу не всё объясняет.

— К нам и с Севера купцы заходили, и малороссы были, — мучу воду я, — пришлось даже себе словарик и грамматику самому составлять.

— Русскую грамматику? Не её ли ты хочешь мне презентовать? — интересуется Елизавета с улыбкой.

— Не её, тётушка. Вижу, что говорят здесь по-иному, — ставя чашку на стол, — но подарки более приятные велите подавать?

— Велю! — говорит Императрица, отставляет фарфоровую чашку и звонит в колокольчик.