Наследник Фархада
Шрифт:
Кстати, не пытайтесь оторвать присосавшуюся пиявку — дохлый номер. В лучшем случае, разорвете ее напополам. Просто смажьте ее йодом, или присыпьте сигаретным пеплом — сама отвалится, проверено.
Наследник Фархада
Почему-то принято считать, что в приеме радиограммы никаких особых сложностей для разведчика нет. Вот передать радиограмму — это да! Вокруг снуют враги с радиопеленгаторами, чутко прослушивая эфир и моментально вылавливая из него писк чужой морзянки. А бедный радист засел со своей рацией где-нибудь среди развалин Берлина и пытается согреть дыханием пальцы, ибо на морозе они совсем задубели и ключа не чувствуют. И стоит ему только отправить в эфир первые точки-тире, как вся свора матерых волков из вражеской контрразведки мгновенно узнают его почерк и в ту же секунду бросаются на его поимку.
А прием радиограммы — ну что
В жизни же все случается с точностью до наоборот. Сегодня для передачи радиограммы радисту уже не требуется выстукивать ключом каждую цифру зашифрованного сообщения: в радиостанции имеется устройство, позволяющее набирать цифры автоматически. Сиди себе и дави на кнопки — нажал двойку: ти-ти-та-та-та, пропищал автомат. Шестерка: та-ти-ти-ти-ти. Ну и так далее, пока весь текст радиограммы не накопишь в электронной памяти радиостанции. Затем, связавшись с Центром и убедившись в том, что он тебя слышит и к приему готов, нажимаешь кнопку передачи. И вся радиограмма выстреливается в эфир даже не со скоростью поросячьего визга, а со скоростью комариного чиха. Центр же, в свою очередь, принимает это спрессованное во времени послание и, растянув его до нормальной скорости, прочитывает всю переданную информацию.
Конечно же, гладко эта процедура проходит далеко не всегда. Например, очень важно, чтобы радист Центра не спал, когда ты на связь выходишь. А то ведь это просто отчаяние какое-то: разведчики носятся, как бешеные собаки, голодают, холодают, потом и кровью добывают разведданные для Центра, а именно в тот момент, когда их радист собрался передать в Центр сверхценную информацию, радисту Центра приспичило пойти отбомбиться. А на обратной дороге он, паразит, обязательно встретит землячка или зазнобу-радистку из соседней роты. И естественно, протреплется с ними полчаса, ссскотина! А радист разведгруппы в это время, зверея, посылает и посылает в эфир свои позывные, пытаясь услышать отклик Центра и коэффициент перехода на частоту приема. Вот именно в это время его вражеские пеленгаторщики и засекают.
И становится понятным крылатое изречение: «Связь — как воздух: ее не замечаешь, пока она есть». А есть еще и такое: «Связь — королева ВДВ!». Автор второго изречения — преподаватель кафедры связи полковник Рогачев, авторство же первого приписывают многим: от Чингиз-хана до Гагарина.
Что же касается приема радиограммы, то здесь все просто только на первый взгляд. Во-первых, далеко не всегда удается выбрать подходящее место для сеанса связи, так как для решения этой задачи даются два взаимоисключающих условия: с одной стороны, надо расположиться скрытно, чтоб враг не поймал (лучше всего где-нибудь в низиночке, в лесу), а с другой стороны — чтобы рядом не было элементов рельефа или предметов, мешающих прохождению радиоволн (лучше всего на открытой местности, да повыше). Вспомним опять же вечную беду радистов — не вовремя сдыхающие аккумуляторы рации. Приплюсуем измотанность радиста, льющий за шиворот дождь, или сковывающий пальцы мороз, или тех же гадов-комаров, жрущих нещадно бедолагу- радиста, который даже не может от них отмахнуться — руки заняты. И вот среди всех этих несчастий радисту нужно сохранять голову ясной, а слух — чутким, способным выловить тонкий писк морзянки Центра среди океана эфирных помех.
Хорошо китайцам с их поголовным музыкальным слухом, с рождения натренированным словами, произносимыми четырьмя различными тонами — у них практически любой в радисты годится. У нас же отобрать и выпестовать толкового радиста — еще та работка.
Поэтому в спецназе хороших радистов знают наперечет, и толковые командиры групп готовы идти на любые ухищрения, чтобы заполучить такого спеца к себе в группу на время учений или боевого выхода. И трясутся они над ними, как над любимым дитятей: во время десантирования или марша держат радиста рядом с собой, распределяют его груз между другими разведчиками, и насколько можно, оберегают его от любого риска. А уж во время сеанса связи выделяют самых надежных бойцов для его охранения и даже дают указание натянуть над радистом тент, если дождь, или развести костерок — погреть руки, если мороз. А если садятся аккумуляторы — вся группа по очереди крутит тугую рукоятку зэушки, и ни у кого (во всяком случае, вслух) не возникает вопроса: а с каких это, собственно, щей я должен чужую работу делать? Небось, радист мой гранатомет ни таскать, ни драить не будет! Ибо все понимают прекрасно, что без связи — нет группы. Можешь добыть кучу ценнейшей информации, можешь хоть генштаб противника взорвать, хоть самого
Командир группы Солидный Сэм всех этих тонкостей пока не знал — а откуда ему было их знать? Ну да, говорили об этом и преподы, и командиры, так пока на своей шкуре все это не прочувствуешь — все равно не поймешь. А посему священного трепета перед сеансами связи пока что не приобрел — как, впрочем, и все остальные курсанты группы. Вопрос о кандидатуре радиста группы на учения решился быстро и демократично — при помощи все того же банального жребия. Разумеется, эта честь выпала Рустаму — как самому везучему. И боевые товарищи шумно возликовали по этому поводу, ибо таскать на себе лишние пол-пуда никто особенно не жаждал. Рустам же, дабы не доставлять боевым товарищам еще большей радости, постарался максимально сохранить лицо и открыто не горевать по этому поводу. Ну, радист и радист — подумаешь, фигня какая.
И сохранять лицо было необходимо в течение всего времени учений. Ну, вымотался. Ну, стер себе все плечи лямками этой чертовой бандуры, из-за которой рюкзак приходится на грудь перевешивать (а кто его за тебя тащить должен?), и автомат вместе со всей остальной амуницией ни на кого другого не перегрузишь — так что с того? Все вымотались, у всех плечи стерты и ноги сбиты. Можно, конечно, изобразить из себя изнемогающего страдальца: волочить ноги, тащась в хвосте группы и сбавляя темп марша, а на коротких привалах — валиться наземь с видом узника концлагеря, вернувшегося из каменоломни. Такое актерское мастерство заметят и оценят — помогут тащить тебе твой груз и сочтут тебя жалкой, ничтожной личностью, а попросту говоря, чмом болотным. И будут помнить это еще о-о-очень долго. Так что лучше уж стиснуть зубы и терпеть. Что Рустам и делал. И даже не скидывал на привалах осточертевшее железо с натертых до ссадин плеч (хотя именно этого больше всего и хотелось), а сгружал рацию бережно, словно корзину с яйцами.
Короткая летняя ночь уступала место ранним предутренним сумеркам, подмигивая на прощанье последними гаснущими звездами. Рустам разворачивал рацию для очередного сеанса связи и вдруг ощутил, что он, кажется, даже начал находить вкус в этом деле. Любое дело становится приятным, когда хорошо получается. Или близится к завершению. А здесь было и то, и другое: наступало утро последнего дня учений, все задачи были выполнены и оставалось самое приятное — принять радиограмму с указанием места и времени эвакуации группы из «тыла противника».
Радиостанция развернута. Взгляд на индикатор питания — слабовато, но ничего, должно хватить. Время… Еще пяток минут обождать надо. Надев наушники, Рустам приготовил блокнот с карандашом и, прикрыв глаза, погрузился в тихо потрескивающий шорохами океан эфира. Перед работой радисту необходимо настроиться. Отключиться от внешних раздражителей, полностью сосредоточиться на восприятии попискивающих среди трескучих и шипящих помех точек-тире, складывающихся в цифры шифровки. Необходимо войти в особое состояние — сродни тому, в котором читатель как бы не замечает букв текста, а видит картины, которые рисует для него писатель. Или как переводчик — читая текст, он не переводит каждое слово а понимаетслова и фразы. Так же и радист: в нужном, рабочем состоянии у него происходит своеобразное раздвоение сознания, когда мозг принимает услышанные сигналы и распознает их, а рука записывает принятые цифры как бы сама по себе. Важнее всего в этом деле непрерывность и естественностьпроцесса — вроде того, как человек не задумывается над тем, как именно он дышит. Стоит спотыкнуться, пропустить одну цифру — и ровный процесс летит, как эшелон под откос, громоздя друг на друга наезжающие вагоны. Радист начинает нервничать, допускает одну ошибку за другой, и в результате приходится самому вылезать в эфир с просьбой повторить ту или иную группу цифр. А это, как вы уже поняли, чревато.
Рустам уже почти вошел в это нужное состояние, когда на шею ему вдруг сел комар. К подробному рассказу о рязанских комарах мы вернемся позже, ибо эти твари того стоят. А пока отметим тот факт, что после пары суток скитаний по рязанским лесам у человека вырабатывается устойчивый обостренный рефлекс на любое легкое прикосновение к собственной коже. И лупит он по этому месту с реакцией, резкостью и силой чемпиона Китая по пинг-понгу.
Хрясь! Подлый комар, однако, умудрился увернуться, чтобы вскоре вновь приземлиться на то же самое место. Хрясь!! Опять улизнул, падла… И через несколько секунд сел опять. ХРРРЯСЬ!!! Тьфу, з-зараза… Чертыхнувшись, Рустам покрутил избитой шеей и натянул на голову капюшон маскхалата. И — услышал за спиной довольное ржание. Яростно обернулся и увидел веселящегося Леху Архипова с тонким прутиком в руках. Рустам рассвирепел.