Наследник Хаоса
Шрифт:
Джонни вырядился в смокинг, напялил оленьи рога, которые шли ему безоговорочно, и стоял позировал у трёхметровой ёлки, позволяя какой-то брюнетке оттенять его и добавлять значимости, ведь популярностью он пользовался исключительно за пределами Школы, но никак не в её стенах.
Я решил, что это идеальный момент, когда стоит вручить подарок. Самое начало вечера, ещё до застолья, так что говорить об этом будут всю вечеринку.
— Руби! — громко позвал я. — У меня для тебя подарок.
Она немного смутилась, бросила короткий
— Но ведь ещё даже не полночь, может, стоит отложить на потом?
— Нет, я и так затянул и забыл из-за всей этой шумихи с наследием Хаоса, — отчётливо произнёс я, и рожа Джонни поплыла, хоть они пытался скрыть это, принимая уверенные позы, пока его фотографируют.
Я достал из-за пазухи коробочку с бантом, который держался теперь на честном слове.
— С Новым годом! — улыбнулся я. — Уверен, что он будет ещё более впечатляющим, чем этот.
Руби осторожно и неловко взяла коробочку, оторвала бант, раскрыла и достала подвеску.
— Что это? Не стоило, Рэй. Я не…
— Это не моя подвеска. И даже не купленная в магазине. Эта подвеска принадлежит твоему отцу.
Нас потихоньку начало обступать большее количество людей. Голоса стали тише, перешли на шёпот, а любопытных глаз добавилось.
— В смысле, подвеска отца. Я же никогда не видела его.
— Видела. Ты просто не знала, что это он.
Руби дрожащими пальцами раскрыла подвеску и увидела чёрно-белую фотокарточку женщины.
— Это кто? — дрожащим голосом спросила она. — Мама?
— Да, совершенно верно. Это твоя мама. Думаю, сходство очевидно.
Терр заглянул за плечо Руби, и глаза его расширились.
— Она же вылитая ты, если представить, что у неё такие же яркие волосы, — произнёс он и приобнял девушку за плечи, потому что у той начал дрожать не только голос, но и всё тело. Она подносила фото к лицу и отдаляла, пытаясь рассмотреть и взглянуть на мать под другим углом, не веря, что такое вообще возможно.
— Но где ты взял это? — огромные голубые глаза уставились на меня с надеждой и мольбой.
— Его выронил Персвиваль-старший на родительском дне, когда приехал к племяннику, ведь его родной брат в этот день опять оказался занят и не нашёл времени для родного сынка. И когда Персиваль проходил мимо нас, он не мог отвести взгляда от дочери, о существовании которой не подозревал. А может, догадывался, но никогда не видел. Не заметить ваше сходство мог только такой дуболом, как я, но у меня в целом на самая лучшая память на лица, к тому же фото довольно мелкое, а в чёрно-белой коррекции всё выглядит иначе. Акценты распределяются по-другому, и поэтому я не сразу понял, что к чему. Зато тайна, по которой ты тоже могла бы оказаться преемницей Великого Воина раскрыта, и…
Она не дала мне договорить, бросилась обнимать и плакать, шепча: «Спасибо, спасибо, спасибо…» И я, конечно, обнял её в ответ, наблюдая, как Персиваль,
— Джонни, что вы можете сказать по этому поводу? — проявила находчивость одна из приглашённых журналисток, но он лишь оттолкнул микрофон и отошёл в сторону, что-то талдыча своей подружке.
Руби утёрла слёзы, улыбнулась во все тридцать два, ещё раз уставилась на фотографию, а затем нашла взглядом Джонни.
— Сводны-ы-ый бра-а-а-ат, — почти пропела она. — Сводный бра-а-ат? Ты где там? Давай обнимемся!
И этого Джонни уже не выдержал. Оттолкнул и подружку, и парочку, стоявшую на пути, и прикрыв голову жестом, будто «я в домике», выбежал из зала, чуть не сбив с ног новую гостью.
Руби бросилась за ним, хохоча и вытягивая руки для объятий.
«Ну куда же ты? Бра-а-а-атик!» — кричала она ему вслед, но я смотрел уже не на неё.
Линнея Харрис в длинном элегантном голубом платье с чудесным декольте вплыла в зал, игнорируя и Джонни, и Руби, и всё происходящее вокруг, будто ничего больше не существовало. Она взглянула на меня, поправила выбившийся локон за ухо, провела кончиками пальцев по шее и, опустившись ниже, перехватила сумочку этой рукой.
Я прошёл вперёд и подал ей ладонь.
— С наступающим Новым годом, — ласково произнесла она и шёпотом добавила: — А что это было? Я пропустила что-то интересное?
— Джонни только что узнал, что Руби его двоюродная сестра.
— Не обрадовался? — с усмешкой спросила она.
— Как видишь. Он думал, что он единственный ребёнок в семье. А теперь братья Персивали, я полагаю, встанут перед проблемой делёжки семейного наследия между двумя наследниками.
— Какие чудесные новости! — улыбнулась она, и я не стал мешкать.
Закружил барышню в медленном танце, чтобы нас не тревожили вопросами. Приятные новогодние мелодии были очень похожи на те, что играют моём родном мире. А может, были и теми же самыми, я никогда не был знатоком в этой области. Но общая атмосфера праздника пришлась по душе, всколыхнув некоторые нотки ностальгии в воспоминаниях.
— Надо будет покопаться в теме и разузнать, кто приложил руку к тому, чтобы девочка никогда не узнала, к какому семейству принадлежит.
— Жажда разгадывать загадки берёт верх даже после того, как твоя роль с журналистской сменилась на звёздную?
Она закатила глаза и рассмеялась, крепче сжимая мою руку и отстраняясь в танце, чтобы снова приблизиться. Освежающий аромат её парфюма, приглушённый свет и вид декольте горячили кровь.
— Ой! — вдруг отшатнулась она. — Я же тоже не с пустыми руками!
Достала из сумочки аккуратную коробочку, упакованную не как попало, в отличие от той, что я преподнёс Руби.
Я снял крышку и увидел медальон, за который боролся на соревновании.
— Медальон Адана Муна, прямиком из музея.