Наследник пепла. Книга I
Шрифт:
— Я хочу обратиться к непоколебимым традициям тохаров, принятых короной Российской империи в полном объёме, — ответил я, вспоминая, как нашёл свод этих законов где-то возле отвесного сортира на Стене, и предназначен он был совсем не для чтения. — И указать на то, что девушка до восемнадцати лет не может находится без присмотра родственников в каком-либо общественном месте, будь это образовательное учреждение или любое другое заведение.
Я цитировал по памяти, поэтому наверняка наврал. Но это было не важно, потому что подобное
Правая бровь императрицы взлетела на лоб, выказывая удивление монаршей особы сказанному мной.
— Это же дикость, — сказала, наконец, она. — Я понимаю, что традиции необходимо чтить, но не эти же, покрытые седым мхом.
— Ваше Императорское Величество, — я даже склонил голову, показывая, что якобы уважаю её мнение. — Безмерно с вами согласен, но ничего не могу сделать, учитывая, что моя семья чтит кодекс тохаров и не считает возможным отклониться от него ни на йоту. В связи с этим Аделаида фон Аден будет находиться либо на домашнем обучении, либо, если изыщется возможность, в одном учебном заведении со мной.
— Именно с вами? — удивилась Екатерина Алексеевна. — Почему?
— Мои отец и брат — военнообязанные, поэтому в любой момент могут отлучиться из дома, — ответил я, оглянувшись на своих, которые затаили дыхание, не понимая, какая муха меня укусила. — Поэтому за сестрой должен присматривать я. Но хоть мы и понимаем, что милость императрицы безгранична, рассчитывать на рекомендацию двух Аденов в Военную Академию Магии не имеем права. В связи с этим от обучения в академии вынуждены отказаться.
Краем глаза я видел, как дёрнулась сестра. На её лице был написан ужас. Буквально за несколько минут её постигла великая радость, и тут же грандиозное разочарование. Вызванное к тому же любимым братом.
Но мать крепко сжала её ладонь так, что у Ады кровь отлила от лица, и сестра прикусила губу.
Отец с братом, уверен, просто хотели меня прибить. Если кто-то и понимал, что и для чего я делаю, то только мать. Но точно не на сто процентов. Потому что полностью даже я не понимал, что именно делаю. В голове была лишь одна цель — защитить свою семью любыми путями.
Императрица была в гневе. Это можно было увидеть невооружённым глазом по пунцовым пятнам, проступившим из-под слоя пудры на её лице. Но при всём том Екатерина Алексеевна, к её чести, продолжала держать марку и улыбалась. Хотя доброй эту улыбку назвать было нельзя. И напоминала она больше всего оскал.
А вот Ермолов даже не пытался скрывать своё отношение ко мне. На его лице застыла гримаса отвращения, и даже губы подёргивались. Я знал, что, если бы этот генерал мог, обязательно приказал бы сослать меня на Стену. Погоди, тебе это ещё предстоит! Но вряд ли удастся.
Я обернулся ещё раз взглянуть на мать и увидел, что та подбадривающе мне улыбается. И правда, поняла, что я не со
— Что ж, мы действительно чтим традиции всех народов, населяющих Российскую империю, — Екатерина Алексеевна тем временем пришла в себя, а я решил, что нужно быть с ней осторожнее, так как она умеет держать удар. — И потому повелеваем устроить Аделаиду фон Аден в личные ученицы к декану факультета зельеварения, чтобы она могла находиться под присмотром своего брата Виктора фон Адена, — императрица глянула на удивлённую Гориславу. — У девочки не проснулся ещё дар, не так ли?
— Ещё нет, — ответила мать, хлопая глазами от внезапной смены происходящего. — Пока не проснулся.
— Это ничего, — монаршая особа вдруг стала говорить ласковым тоном, который так не подходил к выражению её глаз, — для этого есть целый год, по истечении которого можно будет поступить на более престижный факультет. А там, глядишь, и передумаете насчёт института. Там очень хорошо, гарантирую.
На эти слова ни я, ни кто-либо ещё из нашей семьи перечить не стал. Мы низко поклонились императрице и постарались занять самые дальние места от трона. Однако это не сильно помогло нам избежать внимания в продолжение всего оставшегося вечера.
Правда, для меня весь дальнейший приём прошёл, как в тумане. Я практически ни на что не реагировал, лишь изредка ловил на себе взгляды императрицы, Ермолова и Голицына. Я всё-таки умудрился нажить себе влиятельных врагов, хотя совершенно не ставил себе такой цели.
Вечером на служебной квартире отец и мать устроили разбор полётов. Конечно же, больше всего их интересовали мой демарш и его причины. Сестра и вовсе отказывалась со мной разговаривать, а сидела на другом конце стола и дулась.
— И что это было? — поинтересовался отец, который явно устал от приёма да ещё и перенервничал после моего выступления.
И даже не пил всё последующее время приёма. Справлялся со стрессом, как мог.
— Я говорил, что мы получим титул? — я прекрасно понимал, что чувствуют мои родные, но объяснить подробно, что к чему, не мог.
— Говорил, — согласился со мной отец и пристально посмотрел в глаза. — И ещё кое-что говорил.
— Вот именно, — отпил чай, который заварила мать по одному из своих древних рецептов. — Этим и обусловлены мои действия.
— Но не кажется ли тебе… — начал было Борис фон Аден, который вместо того, чтобы отмечать сейчас своё баронство, вынужден был производить разбор полётов с одним из сыновей, но не договорил, потому что не смог сразу сформулировать мысль.
— Отстань от Вити, — сказала ему мать. — Понимаю, что со стороны всё это выглядит дико. Одно то, что кто-то посмел перечить императрице, уже нонсенс. Но я чувствую, что наш сын прав. Действительно есть что-то такое, что пытается нам навредить. Я чувствую это… Как будто вокруг нашей семьи сжимается невидимая петля.