Наследник Йотухейма
Шрифт:
– Твой мир отдаёт нам бесценную магию, твои соотечественники верно служат Азгарду. Поэтому мы подарим тебе смерть, достойную конунга, – продолжил Один, – ты будешь принесён в жертву Гиннунгагап. Да славится Великое Небо! – крикнул он, вскинув вверх руку с Гунгнир, сверкнувшим магической искрой.
– Да сияет вечно оно над нами, – дружно ответили боги и богини, смиренно опустив глаза в заученной клятве. Один махнул рукой Хеймдаллю. Тот двумя широкими движениями натянул рукавицы из плотной кожи и подошёл к пленнику.
– Не опускай глаза, – шепнула Фригг Локи, незаметно подманив Тора. У младшего принца затряслись колени, а шея совсем взмокла от струек ледяного пота.
– И не думал, – проговорил Локи одними дрожащими, синеющими губами.
– Можешь помочь? – тронул Тор за плечо Идунн.
– Могу только помочь его поймать. Мои чары на него
– У тебя есть последнее слово, ётун, – обратился к Лауфею золотозубый страж радужного моста, – ты скажешь что-нибудь своему конунгу и азгардцам перед тем, как отправиться туда, где тебе и место?
Лауфей так и не смотрел ни на кого, кроме Одина. Несколько мгновений два царя стояли, скрестившись взглядами, а затем конунг ётунов, громко собрав слюну в глотке, презрительно сплюнул.
– Коротко. И по делу. Коснись же Неба, подобно орлу! – Один снова ударил копьём в плиты, и тут же Хеймдалль обрушил меч на спину Лауфея. Ётун, не издав не звука, ткнулся грудью в подставленный столб. Иссиня-чёрная, ледяная кровь из-под лезвия, разрубившего позвоночник, брызнула в разные стороны и окатила первые ряды присутствующих. Несколько капель упали на Локи, стоявшем почти ближе всех к месту казни. Стремительно сереющее лицо окрасилось мокрыми тёмными кляксами. Кровь отца оказалась такой холодной, что кожа тут же отозвалась болью, будто прижженная ядом. Широко раскрытые глаза повелителя ётунов почти вышли из орбит, а нижняя челюсть, ощетинившаяся двумя рядами клыков, страшно выдвинулась, когда страж выдернул с неприятным мокрым звуком меч из его спины. Резкими движениями Хеймдалль содрал кожу Лауфея в разные стороны, а затем, ухватившись за освободившиеся кости, выломал наружу ребра казненного, отчего на спине будто появились страшные, костяные крылья, покрытые белесыми жилами и кровью. В эту же секунду горящие глаза Лауфея погасли, будто внутри задули страшный, светящийся лишь от силы злобы, фонарь.
Из толпы кто-то вскрикнул, несколько особенно чувствительных фрейлин, всхлипнув, отвернулись. Приближенные боги и царская семья смотрели, не отрываясь, как Хеймдалль вынимает сочащиеся легкие и кладёт их на сломанные кости.
Один, до этого молчаливо взиравший на эту сцену, передал копьё одному из стражников за спиной. В наступившей тишине раздалось несколько его хлопков ладонью о ладонь. Заплаканная Идун не могла поверить своим глазам – конунг богов аплодировал. Вслед за ним раздались редкие хлопки с одного конца площади, с другог. И вот, в жуткой тишине толпа рукоплескала, спугнув шумом присевших на зубцы стен, птиц. Люди аплодировали забрызганному черными струями стражу и посеревшей, раскрывшей своё нутро под великим небом, громаде, что раньше была одним из самых бесстрашных и жестоких воинов, потомком первого короля снега и льда.
Страж грубым движением сорвал с поверженного гиганта корону, отодрав её от запекшейся на коже крови, и передал Одину. Тот с непроницаемым лицом повертел её в руке, а после неспешным шагом, шелестя синим плащом по гладкому камню, приблизился к Локи и возложил грязный золотой обруч на его темноволосую голову.
– Как раз то, чего он заслуживает! – злорадно сказала подругам Фрейя, глядя, как юный принц бледный, с подтеками крови собственного отца на лице, вскинул голову, пытаясь удержать на ней корону, которая ему была слишком велика.
* * *
"Вот он какой – первый бал принцессы!" – думала Сигюн, прислонившись к толстой мраморной колонне и внимательно наблюдая за собиравшимися гостями. Строго говоря, пока это не было похоже на бал: часть вельмож, приглашенных из других Миров, только прибывала. Придворные не спеша спускались в Лерад, блистая нарядами и драгоценностями. Слуги-ваны в жемчужно-серых одеждах, красиво оттенявших их пепельного цвета длинные и прямые эльфийские волосы, разносили и расставляли на сдвинутые к стенам столы искусно приготовленные кушанья для гостей. Красавицы валькирии вольготно расположились прямо на ступеньках у трона, весело болтали, время от времени вертя в руках особые золотые черпаки. На пирах и балах элитное войско дев-воительниц преображается: леди снимают свои грубые доспехи, облачаются в белые платья, делают красивые прически и, согласно традиции, во время пиров подливают гостям напитки, частично исполняя обязанности виночерпиев. Особенно хороши их парадные
Кто только не явился на прием: толстые, пыхтящие гномы, изящные и манерные эльфы-ваны, будто сотканные из надменности и серого кружева одежд. Их полные противоположности – раскованные, говорливые эльфы-альвы, наоборот, пестрели всеми цветами радуги, будто стая мелких шумных птичек. Дети леса, они казались гораздо живее и ярче своих собратьев, когда-то вышедших из морской пены. В отличие от отца, утверждавшего, что все остроухие одинаковы, Сигюн быстро научилась отличать альвов от ванов: у ванов более громкие и резкие, почти писклявые голоса, более цветастые одежды, волосы теплых тонов: каштановые и рыжеватые. О матери Локи говорили, что она была колдуньей-эльфом и, судя по каштановым волосам и зеленым с искрой глазам принца, похоже, всё-таки была из ванов. Хотя, задумалась Сигюн, может «одинаковость остроухих» для отца заключалась всё-таки не во внешности?
Мимо Сигюн проходили, хихикая, тоненькие, как молодые деревца, нимфы-аскефруа, прислуживавшие фрейлинам Фригг. Неподалеку мирно беседовали обычно суровые, а сегодня расслабленно беседующие, сменившие свои доспехи на парадные одежды, воины и полководцы. Все они собирались кучками и расходились парочками, смеялись, заигрывали, танцевали, пили изысканные вина и говорили-говорили-говорили…
Принцессе было неуютно от собственной неуместности. Несмотря на то, что она добрых три часа провела в гардеробной, истязаемая руками горничных, пытавшихся придать ей хотя бы налёт того, что азгардцы называют «красотой», она не выглядела ни «сногсшибательно», ни «привлекательно». У неё даже не выходило выглядеть «как все», отчего Сигюн только привлекала косые взгляды своей чужеродностью в этом зале. Эта внешняя разница так сильно бросалась в глаза, что придворные будто нарочно дичились её.
Принцесса устала от попыток поймать хоть сколько-нибудь дружелюбный взгляд, порядком расстроилась из-за того, что её то и дело толкали то локтями, то плечами, и спряталась в самый неприметный угол тронного зала Лерад, что смогла найти. Её укрытие было восхитительным наблюдательным пунктом: из-за колонны можно было легко рассмотреть каждого гостя, уловить любой разговор. К тому же Сигюн с момента прибытия в Азгард не отказывала себе в любовании Вальхаллой, в особенности – тронным залом. Принцессе с первого дня понравился его сияющий потолок из отполированных до зеркальной глади щитов бесчисленных побежденных противников Одина, крепко спаянных друг с другом. Она с удовольствием рассматривала внушительные колонны, собранные из копий павших врагов Азгарда. Твердость варварского, грубого, изломанного оружия странно оттеняли высокие витражные окна, сверкающие золотые люстры с сотнями искрящихся свечей.
Лерад был заполнен голосами и музыкой, ароматами духов и яств. Гости Вальхаллы блистали, каждый убежденный в своём великолепии.
И посреди пиршества благородства принцесса Сигюн старалась не поддаваться грустным размышлениям. От досады хотелось взвыть: царское семейство не только оказалось не готовым принять её, они даже не удосужились сообщить Локи, что он теперь женат! Её собственный муж принял её за служанку!
Если бы Сигюн сделала шаг назад и посмотрела направо, то обнаружила бы, что всего-то в паре колонн от неё её муж Локи тоже страдал. Во-первых, от того, что не выспался как следует, проведя ночь за черными книгами. Локи начитался заклинаний, от которых к нему пришли такие видения, каких ему не дарили и галлюциногенные грибы. Во-вторых, утром он зачем-то потащился на тренировку. Там Тор, отрабатывал развороты, совершенно не соизмеряя силу. Наследник не сумел проникнуться идеей того, что на тренировках не обязательно выкладываться, как в настоящем бою, и отлупил Локи по-братски. Локи после восемь раз пересчитывал ребра, прежде чем убедился, что все на месте.