Наследник. Поход по зову крови
Шрифт:
– Или?
– Или их прямые потомки. Существа с кровью Отцов Катастрофы в жилах. Я верю, что они могут вернуться. Ведь не зря же на нашей земле, свободной от свирепых чудес, появился лунный зверь. Жуткая тварь из давно сгинувших миров. Когда ты сказал о том, что видел его, я понял, что непоправимое все же произошло.
– Но…
– Я напоминаю! – тотчас перебил сэр Каспиус, и на его скулах заходили желваки. – Я напоминаю, что это личный страж Маннитов, Отцов погибели. Эти чудовищные твари связаны с Маннитами с самого появления на свет. Помни! И это значит… Это значит, что кто-то из них вернулся
Олеварн медленно брел по ночной палубе. День кончился, так и не начавшись. Он не мог думать ни о чем, кроме тех утренних слов Ариолана Бэйла… В его голове шумело, словно он напился вот этого крепчайшего вайскеббо, сдобренного пряностями старины Жи-Ру. Его трясло не столько от слабости, сколько от гнева. Вспоминая лицо мастера Бэйла и его наглые слова, он в бешенстве сжимал огромные кулаки. «Как же он так мог? – бормотал Олеварн. – Ведь мы дружим много лет… Как же так? Ведь мы клялись отдать жизнь друг за друга, и он спокойно сказал мне в лицо, что все это не имеет силы».
Олеварн никак не мог заснуть. В голове бродил туман, под приспущенными веками вспыхивали белесые пятна, обжигавшие глазные яблоки. Сон не брал Олеварна. Он смутно ощущал, что это как-то связано с тем уроном, что он понес в ледяной горе; что этот ущерб еще долго не избыть, что, возможно, на всю жизнь он останется с тревожным сердцем и кошмарами, прячущимися в нижних мутных слоях памяти.
И жгла обида на Ариолана.
Он побродил вдоль борта, поднялся на бак, посидел на палубе, неподвижно глядя на ярко высыпавшие на небе звезды, – сон не шел. Он стал считать эти чертовы звезды, стараясь не пропустить ни одной и разделяя небо на секторы, – сон упорно обходил его стороной. Он прошел на корму, поднялся на ахтердек и остановился у низкого гакаборта. Над его головой уныло брезжил большой судовой фонарь. Его свет был утомительным и сонным, но даже он не навевал покоя. Под ногами Олеварна была капитанская каюта.
Олеварн насторожился. Внизу, прямо под ним, из огромных квадратных окон выбивались отсветы растрепанного лимонно-желтого огня. Это был отнюдь не неподвижный источник света: блики прыгали в пенной струе за кормой «Громобоя», они то становились ярче и приобретали ядовито-оранжевый оттенок, то унимались до уныло-серого свечения. Некоторые из окон были открыты. И бедняге Олеварну, вдруг съежившемуся у гакаборта, стали явственно слышны слова, произносимые там, внизу. Слова откровенные и страшные.
– Очень тяжело удерживать оболочку. Вот-вот, и рассыплется, и что будет тогда…
– Терпи.
– Пока он близко, он стабилизирует, и все нормально. Но мы входим в очень непростые широты, и будет зависеть от него, как пойдет дальше. Здесь мы вне зоны действия Покрова. Это гибельные волны. Мы в любой момент можем выдать себя, и тогда неизвестно, что будет. Я же не могу не подчиняться ему, даже при том, что он не подозревает обо всем этом. Все-таки это Дитя!
– Терпи!
Звучный баритон, призывавший к терпению, вне всякого сомнения, принадлежал капитану Бреннану. Второй же голос был странный: то гулкий, то хрипловатый, на отдельных словах он подпрыгивал и дробился. Как будто его обладателя трясли и подбрасывали… Пережимали горло.
Стиснуло горло и у Олеварна.
– Осталось совсем немного.
– Да, до порта Эса-Гилль три – три с половиной недели ходу. Скорее бы.
– Скоро все кончится, – прозвучал голос капитана Бреннана.
– Двадцать лет, двадцать лет! А ведь я помню, как все начиналось, как будто это было вчера. Я воплотился в трюме, я хорошо слышал, как твой отец швырнул тебя о доски.
– А потом ты покинул корабль, и его осадка разом уменьшилась на пару локтей. Как будто из трюма выгрузили пару тысяч стормов балласта…
– Неужели все это может окончиться?
– Боюсь, Текультиапал, это только начало пути, – прозвучал безжалостный голос капитана Бреннана. – Ему еще очень многому надо научиться. Он еще не готов приблизиться к Столпу. И даже ты не спасешь.
Глубокий и гулкий голос выговорил:
– Тебя трясет, сэр Каспиус… Не оттого ли, что назвал меня по имени?
– Будет тут трясти… Не каждый день приходится встречаться со старыми слугами Отцов Катастрофы… Сначала – эльмы, а вот теперь ты.
– Теперь нам никуда не деться друг от друга!
– Не кричи… Мы не одни на корабле…
Олеварна затрясло.
– Все спят крепким сном, – отозвался таинственный собеседник капитана Бреннана, – чтобы удерживаться в своей оболочке и ночью, мне приходится делать огромные усилия. У них есть побочный эффект: все, кто рядом, впадают в глубокое забытье и не могут проснуться.
– Да, помню… Когда мы везли Дары Омута домой, в Сеймор, некоторые из нашей команды так и не смогли проснуться.
Ученик Школы Пятого окна все слушал и слушал. Разговор все тек и тек… Проскальзывали знакомые слова: «Столп», «Великие шутники», «золотой эйгард». «Дары». «Кровь Маннитов». Дары, Дары Омута! Чудовищная истина во всей своей красе вкатывалась в уши Олеварна. Он скорчился у борта и цепенел. Где-то на краю сознания у него возникала мысль о том, что вот сейчас нужно сорваться с ахтердека, подбежать к входу в капитанскую каюту и мощным пинком ноги выбить дверь. Ворваться внутрь и потребовать объяснений. И все равно, кого он там может встретить!
Но она, эта мысль, тотчас же была постыдно изгнана. Вытеснена другими, куда более насущными желаниями.
Между тем там, внизу, вдруг наступила гробовая тишина.
И погасли окна.
Олеварн, шатаясь, поднялся с палубы. Ноги не слушались.
«Текультиапал», – повторил он про себя звучное древнее имя.
Воздух над головой Олеварна задрожал, подергиваясь складками тьмы. Соткался в темное облако, подсвеченное изнутри тем самым лимонно-желтым огнем. Оно почти мгновенно заполнило всю корму, полностью поглотив пространство юта, бизань-мачту со всей оснасткой и кормовой фонарь, показавшийся слезливым и жалким… У Олеварна затряслась нижняя челюсть; под сердцем что-то оборвалось; и он еще не верил своему взору, когда из распоровшегося облака вывалилась на него гигантская голова с дымящейся алой пастью и красными глазными яблоками, рассеченными узкими золотистыми зрачками…