Наследники Мишки Квакина. Том I
Шрифт:
Матери же было не до красот природы. Когда гроза заставала ее на работе, в мультифункциональном здании, совмещавшем в себе детский сад, начальную школу, совхозное правление, кабинет директора и бухгалтерию, оснащенном молниеотводом, то мать в спешке покидала комнату бухгалтеров и, пригнувшись, бежала в расположенную через дорогу столовую, никакими средствами грозозащиты не оборудованную. Пару раз она пыталась затеять феминистскую кампанию по снятию со здания молниеотвода, но отец наш, будучи директором совхоза, на такое нарушение техники безопасности не пошел. Зато как гроза начиналась так мать в столовую бегом, а в кабинет директора из столовой
Однажды в обеденный перерыв мать пришла домой, чтобы накрыть нам с Пашкой обед. Я как раз был на каникулах, а насчет Пашки точно не помню, учился он уже в школе или нет. Скорее всего, учился иначе, чтобы он делал дома в это время?
– Жрите и побыстрее, а то на работу из-за вас, оглоедов, опоздаю!
Тут, как гром среди ясного неба, началась гроза, сопровождающаяся сильным ливнем.
– Немедленно в спальню! – мать кинулась по обычной схеме: выключать «пробки», телевизионную антенну, вилки из розеток. – Потом доедите.
И пока она так металась по дому, спеша принять все меры предосторожности, в открытую форточку в моей комнате, про которую мать в суматохе совершенно забыла, залетел небольшой светящийся шар и поплыл по комнате, выплыв через дверной проем в прихожую. Мы с братом, сидя за столом в прихожей и застывшая, подобно жене Лота, на пороге спальни мать, мимо чьего бледного лица прошмыгнул шар, как завороженные наблюдали за ним.
Это сейчас я знаю, что то была шаровая молния, а тогда мне шар казался самым настоящим чудом, посетившим нашу семью. Про что в тот момент думали мать и брат не знаю. Шар как игривый котенок покружился по комнате и выскользнул через форточку назад на улицу, где как по волшебству за мгновение до этого внезапно прекратился дождь. Через несколько минут на огороде раздался сильный взрыв, заставивший задрожать хрусталь в стенке-горке и оконные стекла во всем доме. Как позже выяснилось путем визуального осмотра, шаровая молния угодила в одну из наполненных водой старых бочек, стоявших под водостоком. Вода, бывшая в бочке, испарилась, а от самой бочки остались лишь дымящиеся обугленные дубовые клепки. Металл обручей тоже испарился совершенно бесследно.
– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас, – мать бухнулась на колени и громко вознесла хвалу Господу. – Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас. Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас.
Затем стремительно вскочила, закрыла форточку и, надев дежурные сапоги, кинулась назад в контору, дабы поведать всем и в первую очередь мужу о нашем чудесном спасении от смертельной опасности. Так как бежала она подобно обезумевшей, то запертая изнутри дверь кабинета директора ее задержала ненадолго. Дверь была советской, рассчитанной на честных людей, поэтому удара плеча матери, находящейся в состоянии аффекта, не вынесла.
– Витя??? Витя, что это???
– Валь, я все объясню…
– Что ты объяснишь, козел похотливый???
Так и вскрылось, что Валька-повариха и наш любострастный отец, лысеющий сатир Витя, состояли в греховной любовной связи, и, одурев от вожделения, проводили грязную случку прямо в кабинете. Но гроза тут была уже как-бы совершенно не при чем.
На крик матери из бухгалтерии выскочили люди и застали картину супружеской измены во всей ее неприглядности.
– Убью, шалава! – мать кинулась на соперницу и вцепилась ей в кудрявые рыжие волосы.
– Валя,
– А-а-а-а, спасите! – вопила столовская дива.
Насилу тогда мать оторвали от полюбовницы неверного мужа. Но волосы она крепко ей попортить успела.
– Все висья выдеру! – грозилась мать, удерживаемая невольными свидетелями этой безнравственной сцены, пока повариха, в спешке похватав детали своего туалета, протискивалась мимо нее из кабинета. – Я еще до тебя доберусь, шалава!
– Валя, успокойся! Тебе нельзя волноваться! – лебезил отец.
– И до тебя тоже! – гневный перст матери остановился на сморщенном лице отца, и она с достоинством покинула кабинет. – Попомнишь меня блудодей лысый! Отольются еще кошке мышкины слезки!
Мойдодыр – 1993
Что только не сделает женщина, желающая обхитрить мужчину, и мужчина, вознамерившийся ее на этом поймать. Смекалка – всё для русского народа!
Вроде капля иронии и юмора на одной страничке, а на деле – целая каплища!
Буквально проглотила рассказик. Автору СПАСИБО за очередную порцию позитива. Nataiy87
Мать наша, следует заметить, временами не без странностей была. С самого раннего своего детства, помню, испытывала она страшное влечение к лицедейству. Такие зверские рожи корчила, что потом по полночи мой младший брат Пашка от страха спать не мог. Когда мне было пять лет, а Пашке год, и мы жили в Пеклихлебах, то мать, переодевшись в деда Мороза, полезла с улицы на балкон нашей квартиры. Случайные прохожие приняли ее за грабителя и вызвали милицию, так что новый год ей пришлось встретить в отделении.
После того как отцу дали место директора совхоза в деревне Горасимовка, куда мы всей семьей переехали, мать развила там неописуемую самодеятельность. Наряжала подросшего Пашку в кепку с накладными кудрями и собственноручно пошитую ею лоскутную рубашку, и заставляла в таком виде ходить по дому, изображая клоуна Олега Попова. Мне отводилась роль Емели в лаптях, онучах, сшитой ею оранжевой рубахе и старых холщовых штанах.
Потом матери надоело с нами возиться. Мелковаты масштабы были для ее натуры, и она стала принимать самое активное участие в работе местного драматургического кружка, ею же и организованного на базе деревенского клуба. Однажды зимой ставили «Вечера на хуторе близ Диканьки» по бессмертному произведению великого Гоголя. Мать, играя Солоху, ворующую с неба Месяц и звезды, так вжилась в роль, что выходя из клуба после спектакля, полезла на бетонный фонарный столб и попыталась зацепить в сумку настоящий месяц. Свалилась со столба в смёрзшийся снег и поломала левую ногу. Вот какое глубокое было погружение в роль! Да, та еще актриса была – так долгие годы всех обманывать…
После выздоровления, ранней весной, она вновь вернулась в драмкружок. А отец наконец-то начал гонять её за эти спектакли. Она за полночь возвращалась с репетиций и не будила этого олуха спящего, поэтому он не знал, во сколько она вернулась домой. Что он удумал в ответ на это? Взял и на засов внутренний, на двери входной, стал навесной замок вешать, а ключ прятал под подушку.
– И не вздумайте ей открыть! – грозил он нам. – Не дай Бог!
– А как мы откроем, если ключ у тебя? – недоумевал Пашка.