Наследники по прямой. Книга первая.
Шрифт:
– Я многое знаю, реб Ицхок, - усмехнулся Гурьев.
– Так как? Документы у неё в полнейшем порядке.
– Я похлопочу, реб Янкель. Завтра зайдёшь?
– Обещал - буду, ребе. До свидания.
Он направился в пустую школу, где дожидались Даша, Шульгин и оба мальчишки. Гурьев продолжал заниматься со всеми троими - по-прежнему считал это необходимым. Он смотрел на них… Чем дальше, тем меньше нравится мне наш иезуитский план, товарищ Городецкий, думал он. Этих я заслоню. Натаскаю, научу. Других тоже, - немногих. Так мало их будет, Варяг. Не нравится мне всё это, Варяг, на самом-то деле. Но другого-то нет?! И возможно
– Яков Кириллыч. А мы в поход пойдём?
– Я, кажется, обещал, - вскинул брови Гурьев.
– Что за брожение в рядах?
– Ну… Это вот… С Дашкой.
– Если я сказал "да" - это значит "да", - не мигая, глядя мальчикам в глаза, тихо проговорил Гурьев.
– Не "может быть". Не "смотря по обстоятельствам". Да - это да. А нет - это нет. Этим отличается мужчина от тряпки. Понятно?
– Понятно, Яков Кириллыч.
– Это радует, - только теперь Гурьев позволил себе улыбнуться.
– Вперёд, бойцы.
Отпустив Степана и Федю, он отправился сопровождать Дашу - опять в компании Дениса. У калитки, отправив Дашу в дом, сказал Шульгину, глядя в сторону:
– За девочку головой отвечаешь. Вместе с Кошёлкиным. Понял?
– Понял. Ты чего?
– У меня дела, Денис.
– А куда… Ох. Виноват, командир.
– Помилован, - Гурьев потрепал Шульгина по руке направился к мотоциклу.
Сталиноморск. 9 сентября 1940
Гурьев к одиннадцати прибыл в школу, очень надеясь прожить сегодняшний день как-нибудь без приключений. Потому что ему нужно было хотя бы час посидеть в полной тишине, сосредоточиться, как следует, и подумать, как жить дальше со всеми вновь открывшимися обстоятельствами. И мышцы размять. Но вместо физзарядки и последующей нирваны ему прямо в руки свалилась напуганная едва ли не до полной невменяемости и зарёванная Широкова.
– Яков Кириллыч! Яков Кириллыч!
– Ну-ну-ну, дорогуша. Не нужно плакать, нужно успокоиться и всё рассказать доброму волшебнику товарищу Гурьеву. Пойдём-ка.
Так, незаметно перейдя на "ты", Гурьев увлёк Татьяну вниз, в шульгинскую каморку, уже чисто до стерильности прибранную и превращённую в школьный филиал "штаба". Денис вопросов не задавал и испарился мгновенно.
Что-то случилось, с беспокойством подумал Гурьев. С мужем что? Или с родственниками? В соответствии со сведениями из личного дела, у Татьяны имелся старший брат, какой-то чиновник флотского наркомата, проживающий с женой и двумя детьми в Москве, и младшая сестрица Наденька, студентка третьего курса ИФЛИ [85] . Сейчас прокачаем, решил он.
85
ИФЛИ - институт истории, философии и литературы имени Н.Г. Чернышевского (1936 - 1941). Позднее был слит с МГУ им. М.В. Ломоносова.
Он, в общем-то, хорошо понимал, что представляет собой Татьяна. Незлая, даже неглупая, но легкомысленная и не обременённая твёрдыми моральными устоями молодая, приятная, полная жизни симпатичная советская дамочка. В меру образованная, в меру воспитанная, жадная до удовольствий и приходящая в совершеннейший ужас каждый раз, когда за эти удовольствия приходится расплачиваться. Кокетка, вертихвостка и болтушка, она нужна была Гурьеву именно такой. Такая горячая и ласковая машинка для совокуплений. Очень, очень нужная ему вещь, на самом деле. Не столько для себя, сколько для целевого использования
Он влил в стучащую зубками по краю стакана Танечку полбутылки неведомо как оказавшегося среди Денисовых запасов "Боржома", прежде чем добился более или менее внятного повествования. А добившись, вовсе не обрадовался. Вот совершенно.
Из рассказа Татьяны выяснилось, что брата вместе с женой забрали, детей отправили в детприёмник, а Наденька, вернувшись с дачи одного из своих сокурсников, где отмечался весёлый день рождения в компании не менее весёлых молодых людей, обнаружила опечатанную квартиру. Ни вещей, ни документов. Прослонявшись чуть ли не сутки на улице под дождём, промокнув, оголодав, замёрзнув и насмерть перепугавшись, Надя попала в больницу с тяжелейшим двусторонним воспалением лёгких. Где, как понял Гурьев, жить ей осталось… Мало осталось, подумал он.
– Как ты узнала?
– Гурьеву, в общем-то, даже не требовалось особенно притворяться удивлённым.
– Во-о-от…
Всхлипывая, Татьяна протянула ему серый тетрадный листок в косую линейку, исписанный дрожащим, совсем неженским почерком. Даже если учесть, что девочка больна и напугана, почерк всё равно занимательный, подумал Гурьев, мгновенно впитывая в себя текст. Не детский почерк и не дамский. И слог ничего. Как интересно. Далеко яблочко закатилось.
– Когда получила?
– быстро спросил он.
– У-у-утром…
Ох, да жива ли ещё, совсем расстроился Гурьев. Отёк - дело быстрое.
– Яков Кириллыч! Что мне делать?! Я знала, я знала… Господи, неужели Костя - враг?! Этого же просто не может быть! Ну да, он ездил в Италию, что-то с заказами для флота, он мне ещё весной рассказывал, неужели его там завербовали в шпионы?! Боже, Боже, какой ужас, какой ужас, что же мне делать?! Это ведь теперь придётся в анкетах всё писа-а-а-ать…
Рот у Татьяны некрасиво распустился, она самым натуральным образом взвыла. Гурьев сморщился, будто лимон раскусил, прикрыл глаза и чуть наклонил голову. Ясно, на сестру и племянников наплевать тебе, поблядушечка ты моя сладенькая, с неожиданной злостью подумал Гурьев. Главное, чтобы анкета была чистенькая. Ну, я тебе устрою. Он не больно, но довольно звонко и чувствительно съездил Широковой по щеке:
– А ну, замолчи, дура, - рыкнул Гурьев.
– Враг, не враг, шпион, не шпион… Какая, к чёрту, разница?! Ты думаешь, брошку вот эту, - он ткнул пальцем в камею на высокой и соблазнительной Татьяниной груди, - твой хахаль-чекист на раскопках раздобыл? Нет, дорогуша. Во время обыска в карман прибрал. А потом перед тобой ухаря состроил. С уклоном в археологию. Сними, Таня. Нехорошо краденое носить.
Ему не стоило так её прессовать. Просто по поводу этой злосчастной камеи возникли у него ассоциации вполне личного свойства. И ему не нужно было, чтобы она помчалась с этим письмом в "контору" - каяться и отмежёвываться. Неважно, пользует её кто-нибудь там или нет.
Такой поворот беседы произвёл должное воздействие на Татьяну. Она поперхнулась, побледнела и вытаращилась на Гурьева:
– Вы… Я… Як… Як…
– Уймись, сказал, - прошипел Гурьев и, взяв Татьяну за лицо, встряхнул хорошенько.
– Марш домой сию секунду. И сиди, я скоро приду. Не вздумай ходить никуда. Муж где?
– А… В ко… В ко-о… в командиро-о-о-в-в-ке…
Приезжает муж из командировки, и видит… Гурьев чуть заметно усмехнулся. Просто анекдот. Совершенно по заказу.
– Пошла.