Наследники по прямой.Трилогия

Давыдов Вадим

– Как ты назовёшь его? – Накадзима с поклоном вернул ему меч.

– Близнецы, – повинуясь какомуто странному наитию, медленно проговорил Гурьев. – Близнецы, верные спутники воина в Пути.

Потом они – Гурьев и Близнецы – притирались друг к другу. Это тоже заняло немало времени. В руках Гурьева мечи были не просто клинками, и даже не просто отличными клинками. И не только мечем самурая, который, как известно, есть душа воина. Близнецы ещё не пробовали человеческой крови – в том, что попробуют, сомнений, к сожалению, у Гурьева не было – но всё остальное… Неплохо у меня получилось, со странной смесью иронии и восхищения

думал Гурьев, разглядывая сделанные Близнецами ровные срезы стекла или пучка железных прутьев. Это не заточка, заточка тут ни при чём. Сила ведёт мечем, и Сила наносит удар, от которого нет спасения. Главное – не мешать. Следовать за мечем – мечами, и они сами, лишь слегка направляемые мышцами, сделают всё правильно.

Пора было двигаться в Путь. В конце концов, жить – значит двигаться. А ведь я, подумал Гурьев, ещё ничего так понастоящему и не решил.

Гурьев не спешил покидать замок. Не торопясь, он готовился к отъезду, запасался тем, что ни за что и нигде не купишь и за очень большие деньги – золотые и серебряные акупунктурные иглы, например. И массу всего разного прочего.

Его провожала вся деревня. Гурьев за годы своего ученичества завоевал немало симпатий – в том числе искусством лечебного массажа и умением ставить иглы. Все давно забыли, что он белый и варвар. К нему приходили даже из других селений округи, – пошёл слух, что у него «лёгкая рука». Накадзиме пришлось даже отваживать особо настырных, иначе Гурьеву не дали бы заниматься. До свидания, Хоккайдо, подумал Гурьев. Мне захочется сюда непременно вернуться.

Он уже собирался вскочить в седло, когда Накадзима вдруг поманил его к себе. Гурьев подошёл.

– Да, сэнсэй.

– Возьми это, – Накадзима протянул ему кисет. Гурьев, принимая мешочек, ощутил внутри острые грани кристаллов.

– Правильно, – кивнул Накадзима в ответ на его невысказанный вопрос. – В том мире, куда ты уходишь, полно несчастных, с радостью отдающих за горстку сверкающих камешков не только собственную душу, но и души других людей. Используй это правильно.

– Учитель!

– Используй это правильно, – Накадзима улыбнулся. – Там и тогда, когда это будет необходимо. Ты теперь сумеешь почувствовать такое.

– Как мне благодарить вас, учитель?

– Не упусти удачу, мой мальчик. Путь начался.

И Накадзима замер в глубоком поклоне.

Лондон, клуб «White’s». Май 1934 г

– И что же? – один из внимавших повествованию Ротшильда, статный пожилой мужчина с аккуратно подбритыми усиками и жёсткими вертикальными складками у губ, небрежно поставил стакан на услужливо протянутый лакеем поднос. – Вы так его и не нашли?

– Проклятая птица как сквозь землю провалилась, – кивнул Виктор, сбрасывая карты. – Признаться, я до сих пор нахожусь в недоумении по этому поводу. Мало того, что беркут – редкий гость в нашей местности, да ещё и такой великолепный экземпляр! При мысли о том, что подранка забил палкой до смерти какой нибудь арендатор, мне становится не по себе. Одно дело – погибнуть в честном поединке

с охотником, и совсем другое…

Так вот что называют «честным поединком» настоящие британские джентльмены, подумал Гурьев, сдерживая усмешку и покидая кабинет. Интересно, как ты запоёшь, когда на своей шкуре испробуешь такой вот «честный поединок»?

Прислугу здесь не замечали до такой степени, что Гурьеву не составило большого труда проникнуть в клуб под видом одного из тех, кто обихаживает сильных мира сего. Конечно, обман тотчас раскроется, но это мало его беспокоило.

Извинившись перед собеседниками, Виктор поднялся и направился в туалет. Остановившись перед зеркалом, он с удовольствием посмотрел на своё отражение. Ротшильд поднял руку, чтобы поправить галстук, и в этот момент погас свет. Виктор открыл рот, чтобы чертыхнуться, и в то же мгновение его сознание последовало возмутительному примеру лампочки под потолком.

Вид барона Виктора Ротшильда, ползущего по вестибюлю клуба в разорванной и перепачканной одежде, был настолько невероятен, что дворецкий клуба застыл, как вкопанный, не в силах пошевелиться. Левая рука его милости безжизненно волоклась за телом, а рот барона издавал странные, кашляюще фыркающие звуки. Приглядевшись, дворецкий понял, что его милость, пытаясь что то сказать, вместо слов выплёвывает чёрные перья – много, очень много перьев.

И только тогда, решив, что сходит с ума, дворецкий закричал.

Лондон. Май 1934 г

Помогая Рэйчел усесться на сиденье, Гурьев увидел, что она готова взорваться – не то от бешенства, не то от смеха.

– Чтонибудь случилось? – вкрадчиво поинтересовался он.

– Вам обязательно нужно было проделать это? – прошипела Рэйчел и тут же прыснула, вырвав ладонь из его руки безуспешно пытаясь прикрыть улыбку, предательски растягивающую уголки её губ, несмотря на невероятные усилия с её стороны выглядеть рассерженной и возмущённой. – Боже! Если бы я не была… представлена вашему пернатому другу… Бог знает, что я могла бы подумать о вас! Вы просто… невозможны!

– Но вы же не думаете обо мне «Бог знает что», – передразнил её Гурьев. – Кстати, а что вы думаете?

– Я думаю… – Рэйчел закусила нижнюю губу, сдерживая приступ хохота, распирающего всё её существо. – Я думаю, Виктор никогда не простит того унижения, которому вы его подвергли. Если он какимто образом узнает, что это сделали вы, он вас просто уничтожит, – сердито закончила она. – Неужели вы можете быть настолько безрассудны?! О, Боже, как я хотела бы иметь такого друга, как вы, но…

– Вы уже имеете такого друга, как я, – Гурьев уселся рядом с нею на кожаный диван и посмотрел на Рэйчел, чуть наклонив голову, сделавшись при этом невероятно похожим на беркута, – так, что Рэйчел застыла от восторга. – И даже гораздо больше того, Рэйчел. Именно я и являюсь вашим другом. И Рранкар, между прочим, тоже. И вы это прекрасно знаете. Поэтому я просто не могу поверить, что вам жаль Ротшильда.

– Думаю, ему было действительно очень больно. Собственно, я вовсе не кровожадна.