Наследники по прямой.Трилогия
Шрифт:
– Я покорнейше прошу простить меня, Сигэрусама. Это немного необычный меч. Позволено ли мне будет продемонстрировать его вам самому – в соответствии с теми правилами, которые свойственны этому мечу и способу обращения с ним?
Иосида кивнул, ничем не выдав своего смятения, нараставшего с каждой секундой. Гурьев, с улыбкой произнеся положенные такому случаю слова, начал выдвигать клинки.
Клинки струились, словно потоки хрустального огня, переливаясь вихрем стального узора, синечёрными звёздами и сполохами, будто живые. О, светлая Аматэрасу, подумал Иосида. Его спокойствие улетучилось, как не бывало. О, все боги, о, Будда
– Позволено ли мне узнать его имя, Гуросан? – глаза дипломата оставались непроницаемыми. Вот только голос звучал необычно тихо, с хрипотцой. – Их имена?
– Да, Сигэрусама. Их называют Близнецами.
Иосида поклонился, принял мечи и долго любовался невероятным узором на стали. Затем, снова с поклоном, вернул Близнецов Гурьеву:
– Судьба, подарившая мне знакомство с вами, Гуросан, вероятно, ожидает от меня ответной услуги. Двери моего дома всегда распахнуты для вас, Гуросан. Вы долго будете ещё в Лондоне?
– Вероятнее всего, достаточно долго. Вы ведь примете участие в ближайшем заседании Тайного совета, Сигэрусама?
Конечно, подумал Иосида. Как я осмеливался сомневаться, пусть даже одно короткое мгновение?! Мне нет прощения. Но я постараюсь, постараюсь искупить вину. О, милосердные боги… Он поклонился с улыбкой:
– Если мой император соизволит повелеть это своему недостойному слуге.
– О, Сигэрусама. Как вы можете даже думать о себе так. Конечно же, Тэнно выслушает вас. Он всегда выслушивал вас, не так ли?
– Сын Неба слишком добр ко мне, как и вы, Гуросан. Я надеюсь, он выслушает меня. Да, да, я очень надеюсь. Я постараюсь, конечно же, как следует подготовиться, чтобы Тэнно меня выслушал.
– Отлично. Я буду счастлив снова увидеться с вами, после вашего возвращения из Токио, Сигэрусама. Я буду ждать этого дня с нетерпением.
– Простите меня, Гуросан, умоляю, извините мою дерзость. Я не могу удержаться, чтобы не спросить вас.
– Я с радостью отвечу, Сигэрусама.
– Почему?!
– Это гири. [167] Мой учитель отдал жизнь за меня и мою семью. Если я смогу хоть немного помочь его народу и его стране, любовь к которым с детства живёт в моей душе, я ещё на один крошечный шаг приближусь к Равновесию, Сигэрусама.
Улыбка Гурьева была лучезарной, а последовавший за нею поклон – столь изящным, что Иосида, не выдержав, поклонился значительно ниже, чем требовалось в соответствии с этикетом.
Было уже далеко за полночь, когда дипломат с женой вышли проводить высоких гостей. Иосида долго инструктировал шофёра посольского «Паккарда», после чего сам посланник и Мидорисан тщательно и церемонно раскланивались с Гурьевым и Рэйчел. Наконец, формальности остались позади. Ну, вот, подумал Гурьев, перехватывая распахнутую дверь автомобиля у шофёра и помогая Рэйчел усаживаться. Пару недель обмена шифровками, потом – недели три, пока Иосида съездит в Токио и вернётся назад. Им кажется, что у них есть время. Но ведь на самом деле это не так. Вот совершенно.
167
Гири – долг признательности, обязанность, обусловленная развитым чувством чести, чувство морального долга. Точного перевода этого термина, обозначающего одно из основополагающих понятий
– А где Вадим Викентьевич?
– У него сейчас много работы. И он не мальчик, чтобы ждать меня по пять часов под забором.
– Разве вы не наняли его?
– Он не лакей, а сотрудник. Кроме того, Иосида получил лишнюю возможность засвидетельствовать своё почтение и оказать услугу. Это очень непростая система взаимных обязанностей, крупных и мелких, разобраться в которой постороннему просто невозможно. Не заботьтесь о таких пустяках, Рэйчел, – Гурьев откинулся на спинку сиденья и, улыбнувшись, переменил тему: – Вам понравилось в гостях?
– Да. Чудесно, – кивнула она. – Никогда не видела ничего подобного. Миссис Иосида просто потрясающе выглядит, не правда ли?
– Она настоящий самурай, Рэйчел. Вы правы.
– Самурай? – Рэйчел опять забыла, что леди не должна реагировать так живо. Этот негодяй всё время вытряхивает меня из себя, сердито подумала она. Это, наконец, невежливо. – Разве женщина может быть самураем?
– Самурай – это судьба, Рэйчел. Карма, как говорят японцы. Женщина или мужчина – никакой разницы. Жизнь или смерть – безразлично. Жёны самураев, а настоящей женой самурая может быть только женщина из семьи самураев, ведут все хозяйственные дела, и мужья весьма дорожат их мнением. Отнюдь не только в делах семейных или воспитании детей, но также в вопросах войны и мира. Помимо всего остального, женщинесамураю дарована привилегия легко оборвать жизнь – простым ударом меча или кинжала, в горло.
– О, Господи Боже, – Рэйчел содрогнулась. – Я слышу в вашем тоне восхищение. Это же немыслимо.
– Смерть – такая же неотъемлемая часть жизни японцев, как цветение вишни или божественное величие и ясность Фудзи. Жизнь коротка, и каждый миг её должен быть гармоничен. И каждый миг нужно быть готовым встретить смерть с достоинством и спокойствием. Тогда в следующей жизни судьба будет благосклоннее к человеку, чем в предыдущей. Природа страны восходящего солнца сурова и переменчива. Ураганы и землетрясения воспитывают характер. Японцы называют свою землю Страной Богов. Её красота действительно потрясает воображение. Но это – очень трудная земля. Безжалостная. Японцы – великая нация ещё и поэтому, Рэйчел.
– Вы жили в Японии, – после довольно долгой паузы Рэйчел посмотрела на Гурьева очень внимательно. И это был не вопрос, а утверждение. – Долго?
– Довольно долго. Несколько лет.
– Я бы хотела там побывать. Но жить… Мне трудно это себе представить.
– Да. Это нелегко. Их мир закрыт для европейцев. Очень немногим позволяют войти. Японцам очень приятно, когда иностранец знает несколько слов пояпонски. Они расценивают это как символ глубокого к себе уважения. С другой стороны, они предпочитают обычно, чтобы иностранцы не говорили пояпонски, поскольку уверены, что правильно выдержать интонации во время беседы чужаки не в состоянии.
– Это на самом деле так?
– Во всяком случае, по отношению к англичанам – это истинная правда.
– Почему?
– Нет на свете нации, менее приспособленной к изучению чужих наречий, нежели британцы и американцы, Рэйчел. У них множество других всевозможных талантов и достоинств, но этого – нет и в помине. Как правило, разумеется.
– Вы несносны. Просто несносны, немыслимо, – Рэйчел засмеялась, и Гурьев обрадовался, что сумел её развеселить.