Наследники по прямой.Трилогия

Давыдов Вадим

– Не мясом же они питаются, Яков Кириллович, – с сомнением проговорил Осоргин. – Душами разве? Господи, спаси и помилуй…

– Ну, видите, – Гурьев наклонил голову к левому плечу. – Вывод сам собою напрашивается. Во всяком случае, гипотеза непротиворечива. Помоему.

– Здорово же я, наверное, нагрешила, Джейк, – как обычно, Рэйчел нашла очередной повод для шутки. – Представляю, какой аппетит у нашего гостя проснулся!

– А вот тут ты ошибаешься, Рэйчел. Думаю, всё с точностью до наоборот.

– То есть?!

– Это к знаменитому

вопросу о воздаянии, отче. Почему злодею хорошо, а праведнику плохо? Потому, что праведник гораздо вкуснее злодея, да и злодея слопаешь – в чём или в ком сидеть тогда, кого за ниточки дёргать? Подумайте хорошенько, друзья мои. Если не выходить за рамки представлений о разрушительных последствиях нарушений законов… Тех самых, божеских? Там, где у нормального человека – совесть, у злодея – чёрт. Понимаете, о чём я? Замещение с вытеснением. Выел дырку – и влез. За что зацепился? А за что и всякая прочая зараза цепляется. И не надо никаких вельзевуловлюциферов. Лишнее это.

– Эка у вас всё гладко выходит, Яков Кириллович. Что же, повашему, всякое злодейство – болезнь?

– Несомненно, – подал голос священник. – Истинно так, Вадим Викентьевич. Болезнь, повреждение духовное. Разве что без Бога, действительно, неуютно в вашем мире, Яков Кириллович.

– Ну, ято, можно сказать, неплохо себя чувствую, – Гурьев покачал носком ботинка. – Вполне ничего себе, поскольку готов к Его отсутствию. А вам, отче, и всем прочим верующим – да, и в самом деле, похоже, страшновато. Но не забыл я про овраги, не думайте. Как всё это на само деле работает – пока что не имею ни малейшего представления. Ясно, что есть какието практикиметодики, отголоски которых и до непосвящённых доходят: все эти черные свечи, дохлые крысы, пентаграммы с заклинаниями…

– Значит, всётаки колдовство? – Осоргин посмотрел на священника.

– Ну, может, и так. Только это уже совсем не так страшно. Правда, масштаб и размах нашего противника я себе пока плохо представляю. А если честно, то и вовсе никак. Кто? Зачем? С какой целью?

– Пообедать! – рявкнул кавторанг, грохнув кулаком по столу так, что Рэйчел подпрыгнула на подушках. – Ммммм… Простите, сударыня… Виноват. Не сдержался.

– Может, и пообедать, – спокойно кивнул Гурьев. – а заодно и поужинать. В общем – брюхо набить. Но – мелковато както для духовных сущностей. Думаю, их интерес – если у них может вообще быть совместный интерес – такое пиршество организовать, чтобы роду людскому небо с овчинку показалось.

– А что, – Осоргин схватил себя за подбородок. – К тому идёт. Прямо как по нотам разыгрывается!

– А почему же у… них, не к ночи помянуты будут, не обнаружиться совместному интересу, Яков Кириллович?

– Для воплощения совместного интереса нужно некое подобие общества, отче, – задумчиво проговорил Гурьев. – Хотя бы иерархия, это – как минимум.

– Вот вам и Денница со своим воинством, – вздохнул священник. – Что – скажете, нет?

– Не верю я в общество волков, отче, – Гурьев громко щёлкнул в воздухе пальцами. –

В стаю – да. В львиный прайд. Это – возможно. Хищники – эгоисты. Никакого общества, никакого соподчинения, никакого сотрудничества. Стая. Только стая, отче. Думаю, это самое большее, на что они способны.

– Не ты ли сам говорил, что люди – хищники?! – удивилась Рэйчел.

– От хищников до людей – долгий путь. И вряд ли он был прямым. И обошлось ли тут без постороннего вмешательства – я не знаю. В самом деле не знаю.

– Джейк. Он… разговаривал с тобой. Речь – это разум.

– Верно, – Гурьев с улыбкой посмотрел на Рэйчел. – Верно замечено. Только речь – это ещё не разум. И это ничего не меняет в принципе. Скорее, всего, именно так это и выглядит – большие и маленькие стаи, одинокие сильные хищники. А разум… Ну и что – разум? Даже если это и так. Добавим игру амбиций, приправим соусом временных компромиссов – нам же ещё и легче.

– Вы это всё за три дня… продумали?

– Дурное дело – нехитрое, батюшка, – ослепительно улыбнулся Гурьев. – Так что, принимаете сию гипотезу как руководство к действию?

– Господь не мог допустить такого, Яков Кириллович, – Осоргин перекрестился. – Господи Иисусе, Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй мя… Не мог. Не мог, понимаете?!

– А он и не допускал, – пожал плечами Гурьев. – Он установил законы, а выполнять их или нет, оставил на наше усмотрение. И вовсе не обещал, будто нарушение законов останется без последствий. Это всё – аномалия, Вадим Викентьевич. Следствие нарушений фундаментальных принципов бытия. И ответственны за него мы. Только мы с вами. Я ещё буду, конечно же, размышлять над этим. Но не очень много – мне не интересно, сколько чертей помещается на острие иглы. Да и вообще, критерий проверки гипотезы – практика, и ничего больше. Нарушение законов чревато – вот и всё. Никаких чудес не требуется.

– Так не в этом ли – величайшее чудо из чудес, Яков Кириллович?

– Оставьте его, отче, – засмеялась Рэйчел. – Несомненно, тот, кто сумеет убедить Джейка в существовании Высшего промысла, да ещё и направленного к нашему благу, попадёт немедленно в рай – и ещё при жизни. Не знаю, как вы, батюшка, а я не спешу – у меня есть ещё дела на земле.

– Несомненно одно, – в тон ей отозвался священник, – с каждой минутой крепнет моя уверенность в том, что ты выкарабкаешься, дитя моё, и произойдёт это куда быстрее, чем комуто хочется.

– Возможно, вы оба правы, – покладисто кивнул Гурьев, – но я никакого высшего, да ещё и благого, а уж тем более – по отношению к нам всем, – промысла в случившемся не наблюдаю. Возможно, повторяю, вы правы и я действительно излишне сконцентрировался на тактике, причём… Но давайте же всётаки каждый из нас будет делать то, что получается у него лучше всего: я буду правильно и даже безболезненно – по мере необходимости – выпускать души из тел, а уж вы, отче, позаботьтесь о том, чтобы они попад али, куда им положено.